Читаем Убийства в Доме Романовых и загадки Дома Романовых полностью

Беннигсен в шляпе, с обнаженной шпагой в руках говорит императору: «Государь, вы мой пленник, и вашему царствованию наступил конец. Откажитесь от престола и подпишите немедленно акт отречения в пользу великого князя Александра». Игнорируя Беннигсена, бледный Павел обратился к князю Зубову: «Что вы делаете, Платон Александрович?» Зубов по-французски повторил слова Беннигсена. А в это время, приняв одного из заговорщиков за Константина, император восклицает: «И вы, ваше высочество!» Павел отталкивает руку князя Платона с актом отречения, и пьяный Николай Зубов ударяет императора в левый висок массивной золотой табакеркой. Павел падает. Услышав шум, Зубовы и Беннигсен выходят из спальни. Когда через несколько минут Беннигсен возвращается, он находит на полу мертвого императора.

Что случилось за эти минуты? Этого в точности мы никогда не узнаем. Никто — ни князь Яшвиль, ни Скарятин, ни Татаринов, ни Горданов не сознались в убийстве. Вероятнее всего, офицеры толпой бросились на императора и задушили его шарфом, принадлежавшим двадцатилетнему измайловцу, штабс-капитану Скарятину. Слова Палена на талызинском ужине — «Не разбив яиц…» — они запомнили хорошо.

Наконец-то во дворе появляется Пален. Он не спешил, выжидая исхода и оставляя себе лазейку: в случае неудачи заговора арестовать заговорщиков.

Пален и Беннигсен идут к Александру, который сидит в своих покоях уже одетый. «Как вы посмели! Я этого никогда не желал и не приказывал!» Пален грубо хватает его за руку: «Будет ребячиться! Идите царствовать, покажитесь гвардии». Пьяный Платон Зубов будит Константина: «Вставайте, идите к императору Александру, он ждет». Александр и Талызин выходят к Преображенскому полку. Талызин кричит: «Да здравствует император Александр!» Солдаты отвечают недружелюбным молчанием. Семеновский полк встречает своего любимца громким «ура!» Через некоторое время уступают и преображенцы.

В трагедию вторгается фарс. Кроткая Мария Федоровна неожиданно обнаруживает честолюбивые замыслы. Она требует пропустить ее в спальню Павла, и когда поручик на карауле отказывается, ссылаясь на приказ императора, она кричит: «Император? Какой император? Я — ваша императрица. Я хочу царствовать!» К утру она успокаивается и едет к сыну в Зимний дворец. До конца дней Мария Федоровна будет поддерживать культ покойного супруга и мстить заговорщикам, прежде всего Палену.

Утром 12 марта высшие чины и армия присягали новому императору. Когда наступила очередь конногвардейцев Саблукова, они потребовали доказательств, что Павел действительно умер (по официальной версии — от апоплексического удара). Тело Павла в это время еще только приводили в порядок. Но поскольку солдаты категорически заявили, что, если их не допустят осмотреть труп, они откажутся от присяги, Беннигсен уступил, и несколько человек прошли во дворец. Когда они вернулись, Саблуков спросил у правофлангового Григория Иванова: «Что же, братец, видел ты государя Павла Петровича? Действительно он умер?» «Так точно, ваше высокоблагородие, — ответил Иванов, — крепко умер!»

Конногвардейцы присягнули.

Андрей Левандовский

Царь и старец

Прошлое России, как никакой другой европейской страны, полно загадочных событий, таинственных действующих лиц. Очерк, который мы предлагаем вниманию читателя, вполне подтверждает это. Сюжет его поистине детективен: смерть и предполагаемое «воскресение» одного из замечательных правителей России дают богатый материал для серьезного исследования. Условимся только заранее, что нас будет волновать не конечный результат, а сам «следственный» процесс, и любопытнейший период русской истории предстанет перед нами в своем неожиданном ракурсе.

Помер же у нас православный царь,Царь Александр Павлович…Ты восстань-ка, пробудись,православный царь,Погляди-ка, посмотрина нас, горьких…Народная песня

Старец

4 сентября 1836 года у сельской кузницы в окрестностях города Красноуфимска, что в Пермской губернии, был задержан пожилой, лет шестидесяти, мужчина, просивший подковать лошадь. Кузнецу, завязавшему с ним беседу, бросилось в глаза, что потрепанная крестьянская одежонка на плечах, проезжего никак не подходит к его холеному лицу и рукам, к барским манерам и сдержанной, изысканной речи; к тому же на все обычные в таких случаях вопросы — куда? зачем? как звать? и прочие — странный путник отвечал неохотно и уклончиво. Мужики, собравшиеся у кузницы, согласились с подозрениями ее хозяина и всей толпой, повлекли незнакомца в земский суд для выяснения личности.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотечка «Знание – сила»

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное