— Это что, ты думаешь, женщина ростом около пяти футов, весом около семи с половиной стоунов[4] ударила такого здоровяка, как Хобсон, по голове достаточно сильно, чтобы проломить ему череп так, как ты проламываешь кончик яйца чайной ложечкой! Если бы она решила отколошматить мужа, то взяла бы кочергу и лупила бы его, когда он сидел в кресле. Хотя женщина вроде этой, вероятно, столкнула бы его со ступенек, или ткнула бы в ребра столовым ножом, или, скорее всего, отравила бы его жратву. Невозможно представить, чтобы она последовала за мужем к Лонгеру, подождала, пока он не окажется прямо под окнами, и только потом шарахнула его по голове… мы до сих пор не знаем чем, но чем-то изрядно тяжелым и, если верить доктору, тупым, даже закругленным. Не забывай, что Джекоб Хобсон был на шесть или семь дюймов выше, чем жена. Не так-то легко ударить по-настоящему сильно по голове того, кто настолько выше тебя. Затем, смотри, как могла женщина таких габаритов протащить мужа, весившего полных двенадцать стоунов, через спортивную площадку и два поля до пруда? Это невозможно. А еще подумай и о трупе в воде. Миссис Хобсон не умеет плавать, так что, я полагаю, ей пришлось бы взять мертвого мужа и бросить его на двенадцать ярдов десять дюймов вот так легко! Потом она направилась обратно в парк за статуей русалочки, которая весит семьдесят шесть фунтов, семь и три четверти унции, и швырнула ее так, чтобы прижать тело? Ну да, поскольку она не умеет плавать, то использует заклинание, чтобы привязать труп к статуе с помощью семи ярдов крепкой веревки. Я надеюсь также, что ты заметил — одна из веревок из спортзала пропала. Да, именно так все и было… а потом она проснулась.
Сержант добродушно улыбнулся.
— Я понимаю, что вы имеете в виду, сэр, — произнес он. — Но я только хотел заметить, что у миссис Хобсон есть мотив. И никакого алиби, сэр.
— Репортеры, — сказала тетушка Паддикет, — это — спортивная площадка. Объект слева от вас — яма для прыжков в длину, а фигура на переднем плане — мой внучатый племянник Фрэнсис Йеомонд. Идея спортивной площадки, репортеры… — Она замолчала и, наклонившись вперед в кресле, зонтиком, с которым редко позволяла себя разлучить, ткнула в бок одного из журналистов.
Мисс Кэддик испуганно вздохнула и, спешно переключив передачу, оттащила кресло на пару ярдов назад. В ее понимании представители прессы были почти священны. Именно так она о них и сказала, без настойчивости, но уверенно.
— Компаньонка, не будь дурой! — пропищала тетушка Паддикет, весьма разозленная тем, что ее лишили законной добычи. — Мальчишка справа меня не слушает!
— Нет, миссис Паддикет, — успокаивающе произнесла мисс Кэддик, — но мы должны подумать о habeas corpus![5] А сейчас вы наверняка немного устали. Не желаете ли вернуться в дом и отдохнуть?
Тетушка Паддикет презрительно усмехнулась на это разумное предложение.
— Инспектор и сержант явятся сюда снова вечером. Следствие в понедельник, — сообщила она. — Я отправила миссис Хобсон пять фунтов. Статуя русалочки была извлечена из глубин племянником Мальпасом Йеомондом этим утром. Мне нравится буковка «У», потому что убийство[6]. «Пайпа проходит мимо»[7], — закончила тетушка Паддикет с большим удовлетворением.
Мисс Кэддик, серьезно увлекавшаяся тем, что она сама всегда именовала английской литературой, не знала, что делать с этим удивительным te deum[8]. Поэтому решила ограничиться слабой улыбкой и кивком, чтобы показать: она опознала все упомянутые тексты. Затем мисс Кэддик повернула кресло в сторону дома, в то время как репортеры остались нарезать круги вокруг того, что они уже нарекли Гиблым прудом.
У тетушки Паддикет была привычка: когда что-то вызывало ее особенное удовольствие, она бормотала с благочестивым видом: «Бог в своих небесах — и в порядке мир!»[9] Когда же сознание информировало старую леди, что все это веселье покоилось на ложном фундаменте из зависти, ненависти, злобы или любых других мерзких человеческих эмоций, которые ее поколение считало смертными грехами, она обычно громко восклицала: «Пайпа проходит мимо!»
Это высказывание означало то же самое, что и приведенная выше цитата; было кодом, гласящим о большой духовной истине; и обладало, как это обычно бывает со многими другими кодовыми фразами, бесценным преимуществом — непостижимостью для случайного человека.
Доставив хозяйку в компанию к Амарис Кауз, которая обещала научить тетушку Паддикет новой разновидности пасьянса, мисс Кэддик отправилась искать Джозефа Херринга. Проныра чистил кроличьи клетки. Кролики щипали молодую весеннюю травку около его ног. Новичок, остававшийся пока без клички, прижился среди сородичей без проблем и, подобно своим компаньонам, активно и решительно питался.
— О, Херринг, — сказала мисс Кэддик, — вы должны отправиться в дом и унести кресло. Миссис Паддикет оно не понадобится до завершения ленча. Будьте добры сделать это немедленно.
Джо кисло посмотрел на нее.