Общая стоимость высокорискованных ипотечных кредитов на перегретом (и затем рухнувшем) рынке к 2007 году достигала трех триллионов долларов, а рынок инструментов, связанных с этими кредитами, – все эти кредитные дефолтные свопы и синтетические CDO, еще больше увеличивавшие риски, – был еще в двадцать раз больше. Ни одна национальная экономика в мире не могла бы с этим сравниться.
Парадоксальным образом мощные по замыслу алгоритмы, создавшие рынок, – те самые, которые анализировали риск для разных категорий заемщиков и затем отражали этот риск в конкретных ценных бумагах, – оказались бесполезными, когда пришло время наводить порядок и подсчитывать истинную ценность всех этих бумаг. Математика может умножать бредовые данные, но не может их расшифровать. Это работа для людей. Только люди могут перебрать ипотечные контракты, отложить в отдельную стопку лживые обещания и благие намерения и придать кредитам реальную долларовую ценность. Это был очень трудоемкий процесс, потому что люди, в отличие от ОМП, не могут экспоненциально увеличивать масштабы своей работы; кроме того, для большей части финансовой индустрии эта работа имела низкий приоритет. В процессе этой длительной детоксикации стоимость долга – и домов, к которым этот долг был привязан, – конечно же, постоянно падала. А когда случился экономический крах, даже те владельцы домов, которые в свое время вполне могли позволить себе ипотеку, тоже внезапно оказались перед угрозой дефолта.
Как я уже упомянула, фонд
В течение следующих месяцев катастрофа наконец разразилась в полную силу. Именно в этот момент все наконец увидели людей по ту сторону алгоритмов. Это были отчаявшиеся домовладельцы, которые теряли свою недвижимость, а также миллионы американцев, теряющих свои рабочие места. Дефолты по кредитным картам достигли рекордных показателей. Человеческие страдания, которые раньше прятались за цифрами, таблицами и уровнем риска, стали видны воочию.
Разговоры в
К 2009 году стало понятно, что уроки рыночного коллапса не указали миру финансов никаких новых путей и не привили новых ценностей. Лоббисты по большей части одержали успех, и игра осталась прежней: выуживание «глупых денег». За исключением некоторых правительственных ограничений, добавивших новые полосы препятствий, которые предстояло преодолеть, жизнь в общем и целом продолжалась.
Но меня вся эта драма очень быстро подтолкнула в сторону утраты иллюзий. Особенно я была разочарована той ролью, которая сыграла в этих событиях математика. Мне пришлось столкнуться лицом к лицу с неприглядной правдой: люди сознательно создавали формулы, чтобы произвести впечатление, вместо того чтобы прояснить ситуацию. Я впервые напрямую столкнулась с этой токсичной концепцией, и в результате мне захотелось сбежать, вернуться в прошлое – к миру доказательств и кубиков Рубика.
И я уволилась из хедж-фонда в 2009 году с намерением работать над обезвреживанием финансового оружия массового поражения. Новые правительственные правила предписывали банкам привлекать независимых экспертов для анализа рисков. Я устроилась на работу в одну из компаний, которая предоставляла банкам таких специалистов: компания