Утром мы вновь едем в Бендеры. На сей раз не в БТРе. Добираемся до моста на попутке. Предложенных денег водитель не берет. «Если мы сейчас будем брать друг с друга деньги…» У моста военный патруль по нашей просьбе подсаживает нас в «Москвич». За рулем грустный мужик средних лет. Рядом с ним приятель. Они едут из Каменки на Украине в Бендеры по телеграмме. Показывают нам телеграмму: «Ваш сын Петр Баранов и Игорь пропали без вести». Мужик уточняет, что Игорь — друг его сына Петра. «Парню 19 лет. Пошел добровольцем в гвардейцы». Оставляем машину у исполкома и ведем подавленного горем отца в батальон. Он скрывается в медпункте. Выходит оттуда чуть более живым. «В списках убитых сына нет. Уже легче». Садится на ступени рядом с медпунктом, подперев щеку рукой. Я сижу напротив с двумя молодыми солдатами на огромном снарядном ящике. Как всегда, во второй половине дня начинается перестрелка. Автоматная, позже вступают крупнокалиберные пулеметы и, наконец, начинают падать мины. Самое ненавидимое солдатами оружие. Разрывы все сильнее. Гвардейцы занимаются своими делами. Приезжают и отъезжают машины с боеприпасами. У двери в медпункт — стол, на нем красные цветы, сидят две женщины в белых халатах, и прыгает через скакалку девочка лет десяти… Один из моих собеседников, выясняется, знал младшего Баранова, но говорит, что не видел его после 23 июня. Что до его друга Игоря, то он точно погиб и похоронен. Я зову отца Баранова, эти сообщения не предвещают ничего хорошего… Подбегает пожилая женщина. Встревоженная. «Ребятки, вон в тот высокий дом поднялись двое незнакомых мужчин, а в доме квартира на последнем этаже пустая. Как бы не снайперы, а, ребятки?..» Бежим за женщиной. Вбегаем в подъезд. Вверх но лестнице, щелкая затворами, пропуская патрон. Находим указанную нам квартиру. Дверь открыта. В квартире двое мужчин. Проверяем их документы. Документы в порядке. Недоразумение объясняется тем, что они — новые жильцы, недавно вселились в квартиру. Женщина, приведшая нас, ждет внизу. Извиняется. «Ничего, мать, лучше сверхбдительность, чем недостаток бдительности».
Уже смеркается, когда на попутном грузовике, стоя в кузове, мы возвращаемся в Тирасполь. За спиной, в Бендерах, уже грохочут пушки. Красное знамя трепещет на ветру у моего лица. В батальоне «Днестр» сдаем оружие дежурному. И как будто часть себя оставляю я вместе с моим АК-74-С. Исчезла ставшая привычной внушительная тяжесть. Грустно. Как будто только что расстался с верным другом. «Журналистская этика требует…» — вспоминаю я вчерашнюю сцену у входа в гостиницу. Моя этика говорит мне, что Приднестровье — моя земля, первая свободная территория России. Скоро к ней присоединятся другие территории. И чтобы это случилось, следует брать в руки оружие…
На следующий день узнаем, что ночью в Бендерах погибло четверо гвардейцев. Земля пусть вам будет пухом, ребята…
С генерал-майором Лебедем встретиться нам не удается. Несмотря на то что за меня и Шурыгина ходатайствовал сам начальник службы безопасности республики полковник «Иванов». Генерал-майор то в Кишиневе, то участвует в переговорах о перемирии. Жаль. Хотелось бы проверить лично, что за человек генерал-майор…
Возвращаемся через Одессу. В Одессе празднуют День рыбака. Все трамваи, идущие на пляжи, переполнены. Война осталась там, всего лишь в 115 километрах. Мины расплескиваются на асфальте Бендер. И самое посещаемое жителями Бендер место не пляжи, но стенды напротив исполкома, где каждое утро вывешиваются списки погибших, раненых и пропавших без вести.
Смерть комбата
Последний день июля. В Париже, жарком, как доменная печь, покупаю в магазине «Глоб» на рю Бюси номер «Независимой газеты» от 25 июля. Сев на каменную скамью на Новом Мосту, разворачиваю. На первой странице обнаруживаю репортаж, озаглавленный «Приднестровский комбат любил стрелять в щеку». Репортаж открывается сценой в морге. «Судмедэксперты» укладывают «БЮСТ» (мрачно шутит репортерша Н.Приходько) подполковника Костенко — «обгорелая голова на отпиленном для удобства обращения остатке туловища» — в серый ящик и в багажник «Жигулей». Чтобы отправить в судебно-исследовательскую лабораторию Одесского военного округа.
Волна чувств накрывает меня, и я гляжу в воду Сены, дабы убедиться, что я-то жив. Я покинул Приднестровскую республику 12 июля. Комбата Костенко я видел в последний раз 11 июля… Возвращаюсь к газете: