Убийство часового (дневник гражданина)

Полковник боится за меня. Только что встреченные нами два транспортера ООН, один из них — украинский, были обстреляны «турками». («Турок» или «турчин» — так называют на балканских фронтах мусульман.) Потому полковник идет со стороны линии фронта, прикрывая меня корпусом от возможного огня снайперов. Сопровождают нас, наверное, с двадцать солдат, автоматы в руках.

Еще на командном пункте полковник заставил меня снять бушлат и надел на меня свою шинель. Снял пилотку с ближайшего солдата и надел на меня. Не маскарада ради, но дабы снайпер не целил в гражданского, выделив его из солдат. Полковник крупнее меня, шинель большая.

В осеннем лесу посещаем землянки, вырытые на склоне горы среди деревьев. Накат из бревен, поверху — земля, бруствер смотрит щелью вниз в кустарники, на «турков». Солдаты соорудили землянки, каждый согласно своему собственному архитектурному вкусу. Вход в них прикрывает где пластиковый полог, где одеяло и даже фанерная дверь со стеклом. Внутри обыкновенно топчан-постель, иногда печка. Вдоль стен сложены боеприпасы. В то время как один солдат спит, другой несет караульную службу. Знакомлюсь с солдатами, пожимаю руки, записываю имена. Фотограф Имре Сабо (его «дал» мне белградский журнал «НИН») снимает солдат. Солдаты, как дети, любят фотографироваться и позируют с удовольствием и в Приднестровье, и в Славонии, и в Боснии. Стоя в землянке, у амбразуры, между нами — пулемет, пьем с полковником Вуковичем по глотку ракии из его фляжки. За победу сербов. Фотограф работает. Снимает солдата с пулеметом. У солдата шрам на губе. Записываю: «Драго Елек, воюет с апреля, 30 лет».

Чуть в стороне пленные «турчины» рубят и пилят лес под присмотром сербского сержанта. Вид у них хмурый. Впрочем, бравых пленных увидеть невозможно.

Осматриваю еще землянки. Самая большая обшита деревянными планками и даже с рифленой железной крышей… Бьет крупная пушка. «Наша, — объясняет полковник, — 410 миллиметров». Спрашиваю, какие пушки «у турчинов». Четыре орудия по 403 миллиметра.

Спеша по осеннему военному лесу с солдатами, обнаруживаю, что звучит во мне отцовская (наигрывал ее мой батя-офицер на гитаре) мелодия:

С берез, неслышен, невесом,
Слетает желтый лист.
Старинный вальс «Осенний сон»
Играет гармонист.
Вздыхают, жалуясь, басы,
И, словно в забытьи,
Сидят и слушают бойцы —
Товарищи мои…

Бойцы разного возраста. Командир этого участка фронта (небритый, небольшого роста, красные глаза, нервный), полковник называет его просто Миня, без фамилии, был ранен в бедро в сентябре. Продолжал воевать, с фронта не ушел. Улыбаясь, говорит мне, что болваны из ООН объявили его военным преступником. Храбрость его известна всему фронту. В его вагончике — командном пункте, там я оставил бушлат, на стене — репродукции икон: покровитель Сербии Святый Савва и Святой Василий Осрожский.

Мальчику в пилотке, военном пальто и сапогах (тонкая шея) всего 14 лет. Александр Драгутинович водит санитарную машину, бульдозер. Его дом в нескольких километрах. Девочка — Горана Миятович, тоже 14 лет. У нее здесь отец, мать, брат. Семья воюет, защищая дом и землю. Спрашиваю, стреляет ли она? Отвечает спокойно: «Стреляю».

Соседняя высота 850. Стоит зачехленная самоходка «Прага». Мощное оружие. Мне рассказывают историю о пленном «турчине». Тот просил: «Покажите мне «Прагу», потом можете меня застрелить»… Линия телефона в листьях. В траве валяется шинель. «С убитого», — объясняет мне полковник. (Все время слышны разрывы.) Полковник говорит, что обыкновенно его солдаты отмечают места захоронения погибших врагов и, если находят документы, отправляют их в штаб. Согласно полковнику, «турчины» не заботятся о своих убитых, сербы же всегда востребывают трупы своих…

В грязи на дороге черно-красная футболка. «Турецкая», — роняет солдат.

У полковника на его участке фронта погибли с начала апреля 210 человек. Снимаемся у пушки. Стрелок-наводчик Саша Беатович, 22 года.

120-миллиметровый миномет в луже воды. 82-миллиметровые минометы. Рядом штабеля ящиков с минами. «На сколько хватает?» — спрашиваю солдата. «На десяток нормальных дней. Но если день горячий — только на день».

Командир Миня и молодой солдат растягивают за углы трофей. Голубое знамя с белыми лилиями на щите. «Турчинское». Под подобным воевал во Вторую мировую войну «Боснишэ-Герцеговинишэ батальон (мусульманский) Ваффен-СС». По-видимому, с исчезновением идеологии коммунизма мир возвращается к состоянию и раскладке сил периода Второй мировой. Отогнув ветку дерева, полковник осторожно высовывается. «Вон там противник». Передает мне бинокль. Вижу только стену зелени и сломленные здесь и там деревья. Но нас противнику тоже не видно. И мы сидим в зелени и в деревьях.