Убийство чёрными буквами

— Простите, — сказал его отец. — Ему нелегко, понимаете. Он был молодой и сильный, каким только надеешься быть. Боже, шесть месяцев назад. И что ему делать весь день?

— Я не обижаюсь, — сказал Кинтайр. — Я бы обиделся только на систему так называемого образования, которая дает так мало, что ее жертвы способны только смотреть на этот обезьяний цирк, когда приходят тяжелые дни. Но сейчас это не имеет непосредственного отношения.

— Зачем вы пришли? — Питер Майкелис поднял голову, голос его стал живей. — Знаете о какой-нибудь работе? — Он снова сел. — Нет. Нет, не знаете.

— Боюсь, что нет, — сказал Кинтайр. — Я пришел… пришел, чтобы помочь вам в другом отношении. Maledetto![11] Сколько можно говорить, как Норман Винсет Пил?[12] Но ничего другого не могу придумать.

— Да?

Майкелис распрямился. Даже Джин повернулся.

— Вы, конечно, знаете семью Ломбарди.

— Знаем ли мы их? — резко выговорил Майкелис. — Я бы хотел, чтобы не знали!

— Слышали, что убит их сын Брюс?

— Уххм, — сказал Джин. Он приглушил звук телевизора и с явным удовольствием добавил: — Похоже, все-таки в мире есть справедливость.

— Подождите, — начал Кинтайр.

Джин полностью повернулся лицом к гостю. Глаза его сузились.

— А вы какое к ним имеете отношение? — спросил он.

— Я знал Брюса. И подумал…

— Конечно. И считали его маленьким божьим ангелом с голым задом. Я знаю. Все так считали. Нужно много времени, чтобы пробиться сквозь эти слои святой грязи на нем. Я пробился.

— Вы знаете, что старик сделал со мной? — закричал Питер Майкелис. — Он протаранил меня. Отправил мою лодку в 1945 году на дно. Убил двух человек из моего экипажа. Они утонули. Я сам мог утонуть.

Кинтайр помнил рассказ Брюса. Сильный ветер принес неожиданный густой туман. Такое время от времени случается. Корабли плыли в тумане, столкнулись и затонули. Расследование береговой охраны пришло к выводу, что это деяние бога. Майкелис судился, но проиграл дело в суде. Затем ради своих сыновей Питер и Анжело неохотно заключили мир.

То, что произошло потом, возродило старую ненависть, с процентами за двенадцать прошедших лет.

— Заткнись, — сказал Джин. Кинтайр видел, что он тоже пьян, но способен контролировать все, кроме своих эмоций. — Заткнись, Пит! Это был несчастный случай. Зачем ему было уничтожать собственный бизнес?

— Он за это получил ресторан, — пробормотал Майкелис. — А мы что?

— Послушайте, — сказал Кинтайр не очень искренне. — Я нейтральная сторона. Я не обязан был приходить сюда, и для меня здесь ничего нет. Но будете ли слушать?

— Если вы тоже будете слушать, — сказал Джин. Он налил себе еще вина. — Я знаю, что Ломбарди говорили обо мне. Давайте я вам расскажу о них.

Где-то в глубине сознания Кинтайра прозвучал негромкий предупредительный сигнал. Он ухватился за ручки стула и сжал их. Не было времени разбираться в причинах; он только знал, что, если позволит Джину говорить о Коринне, будут неприятности.

— Не нужно, — холодно сказал он. — Этот аспект меня не интересует. Я пришел сюда, потому что не считаю, что вы убили Брюса Ломбарди, а полиция может подумать, что убили.

Это остановило их. Питер Майкелис поднял голову, его лицо побледнело. Джин поджал губы, и на его лице не было никакого выражения. Он не отрывал взгляда темных глаз от Кинтайра и спокойно спросил:

— Это к чему?

— Кто-то вечером в прошлую субботу вызвал Брюса в Город, — сказал Кинтайр. — Его тело нашли утром в понедельник. Вы хорошо знаете, что, если бы позвонили ему и предложили помириться, он тут же примчался бы. Где вы двое были в этот уикэнд?

— Ну… — Голос Питера Майкелиса дрогнул. — В субботу я весь день был дома, занимался домашней работой. Вечером пошел выпить, утром в воскресенье церковь, да, потом вернулся поспать. Да, в этот вечер я играл в пинокль перед складом…

Он замолчал.

— Значит, никто не заходил? — спросил Кинтайр. — Никто не может подтвердить, что Брюс не лежал здесь связанный и с кляпом во рту?

— Да что!..

— Эй! — Джин Майкелис встал на ноги. Это было единое стремительное движение, Джин поднял себя на руках. Его алюминиевые ноги в поисках опоры широко разъехались. Ему удалось схватить один костыль и опереться на него.

— А вам какое дело? — рявкнул он.

Могу ли я сказать, что сам не знаю? подумал Кинтайр. Могу ли сказать, что я здесь потому, что меня попросила девушка, которую я едва знаю?

Вряд ли.

Он небрежно откинулся на спинку и сказал:

— Я хочу заключить мир между вашими семьями. Считайте, что я делаю это ради Брюса. Я признаю, что он мне нравился. А вы всегда ему нравились, Джин. Если вы по-прежнему будете выражать свою ненависть к Ломбарди, полиция очень заинтересуется, чем вы занимались в уикэнд. Где вы были?

Джин ссутулился.

— Не ваше проклятое дело!

— Значит, вас не было дома?

— Не было. А если хотите узнать больше, покажите свой значок.

Кинтайр вздохнул.

— Ну, хорошо. — Он встал. — Я ухожу. Копы не будут любезны, если вы не захотите сотрудничать с ними.