Убийство чёрными буквами

— Мне жаль… Дьявольщина. — Моффат отвернулся. — Он был красивым молодым человеком. Правильные черты лица, все такое. Наверно, родители им гордились.

— Они заплатили за его учебу в колледже, — сказал Кинтайр. — С тех пор он работал ассистентом, но первые четыре года тяжело достались бедной семье.

— И теперь они увидят это. — Моффат стоял, сжав кулаки, и говорил очень быстро. Он тоже молод и более потрясен, чем его начальник. — Посмотрите на эти ожоги… следы… Они по всему телу. И он все время был в сознании, ну, может, забывался на несколько мгновений… Ни следов дубинки, ни хлороформа, только рубцы от веревок. А когда он умер, убийцы отрезали пальцы и изуродовали лицо, чтобы нам трудней было опознать. Надели на него пальто и старые брюки и бросили в воду у берега. Двадцать четыре, говорите? Вот что увидят старики Ломбарди вместо своего двадцатичетырехлетнего сына. Боже. И, конечно, мне придется везти сюда его отца.

— Думаете, это был садист?

— Конечно. По крайней мере у одного из убийц есть такая склонность. Нужно свихнуться, чтобы сделать такое. Да, я уверен, что это была профессиональная работа. Пытка была методичная, почти аккуратная, с определенной целью. Это заметно. Когда они добились своего: он заговорил или еще что-то, — ему перерезали горло — аккуратно и в чисто гангстерском стиле — и изуродовали лицо по очень логичной причине: чтобы затруднить нам опознание. Им не стоило бросать его в Беркли. Полиция Беркли знает так много людей из университета, что мы сразу подумали: такой приличный молодой человек должен быть в кампусе, и сразу это проверили. Но это была их единственная ошибка. А моя в том, что у меня работа, что я должен буду показать это его отцу.

— Это обязательно нужно делать?

— Таков закон. Я бы хотел, чтобы было по-другому.

Моффат сделал движение, чтобы вернуть простыню на место, но Кинтайр сделал это первым. Прикрыть лицо Брюса значит положить конец чему-то. Хотя истинный занавес опустился несколько часов назад, подумал Кинтайр, когда Брюсу ломали и обжигали руки, пока он не умер. А потом ему отрезали пальцы. Может, занавес вообще еще не опустился.

2

Когда Кинтайр вернулся, солнце уже садилось. Он вошел в гостиную, уставленную книгами. На стенах несколько хороших картин, проигрыватель, его сабли Триг развесил на стене, мебель подержанная или сделана из старых ящиков — и больше почти ничего. Кинтайр не считал, что нужно загромождать квартиру.

Он налил себе выпить. Гленливет[3] — единственная роскошь, которую он себе позволяет. Нет никаких причин, по которым этот мальчик должен был занять такое большое место в жизни Кинтайра, но каким-то образом он это сделал. И пустота причиняла боль.

Когда зазвонил телефон, Кинтайр был рядом и поднял трубку, еще сознательно не зарегистрировав сигнал. Но не удивился, услышав голос Марджери Таун.

— Боб? Знаешь?

— Да. Мне жаль. Не могу сказать, как жаль.

— Могу догадаться. — Голос ее звучал бесстрастно: должно быть, изо всех сил пытается держать себя в руках. — Мы оба его любили.

— Его все любили.

— Кто-то не любил, Боб.

— Наверно, тебе сообщила полиция?

— Они были здесь несколько минут назад. Знают ли они всё?

— Вероятно. Я дал им твое имя. Они связались сначала со мной — для опознания.

— Они были очень вежливы и все такое, но…

В трубке тишина.

— Боб, можешь прийти и поговорить со мной? Сейчас?

— Конечно, милая. Дай мне полчаса.

Кинтайр одной рукой повесил трубку, а другой начал раздеваться. За десять минут он принял душ и переодел костюм.

Квартира Марджери наискосок, и университет находится на середине. Кинтайр припарковал свой побитый «'48 де сото» на углу кампуса и пошел, надеясь вернуть упругость мышцам и привести мысли в порядок.

Ровный желтый свет проходил через листву эвкалиптов и заливал подстриженную траву газонов и пышные белые здания, в которых в это время, между церемонией посвящения в бакалавры и началом летних занятий, почти никого нет. Кинтайр неопределенно подумал, что ему придется просмотреть стол Брюса, закончить его работу и, да, завершить его исследование «Книги ведьм»… Его мысли перешли к практическим проблемам. Что ему делать с Марджери?

Он хотел бы помочь ей, если бы мог — будь все дважды проклято, разве он не пытался раньше? Но с другой стороны, он не собирается — еще раз: не собирается ввязываться. Это было бы нечестно по отношению к ним обоим.