Убийство чёрными буквами

— Джин Майкелис, — сказала она. — Я думала и думала о нем. О нем и его отце. Я как-то с ними познакомилась.

— Да, я об этом забыл. Но ведь Майкелис сейчас калека, помнишь? Он не мог…

— Брюса вызвали в Сан-Франциско. Кто-то позвонил ему. Не забудь об этом. Я не могу забыть. Я сидела здесь, пока он разговаривал. Он не сказал, в чем дело, просто ушел. Поехал поездом. Он казался возбужденным, счастливым. Сказал, что вернется поздно и… — Марджери дышала тяжело. — Боб! Джин Майкелис сидел и ждал прихода Брюса… и эти его отвратительные большие руки!

Кинтайр встал и подошел к дивану. Сел рядом с ней. Она слепо поискала его руку, ее пальцы были холодными.

— Полиция считает, что Брюса убили профессиональные преступники, — сказал он. — Можешь представить себе причину?

— Нет. — Она покачала головой. — Нет. Только Джин Майкелис — он клялся, что в несчастном случае виноват Брюс. Ты не видел тогда Брюса. Не видел, как он это переживал: старый друг набрасывается на него, как собака, обвиняет его и его сестру… — Она посмотрела на него затуманенным взглядом. — Это было, когда мы с Брюсом стали жить вместе. Больше ничего не могло ему помочь. Он сделал мне предложение. Я не хотела снова выходить замуж… за него… вообще выходить. А он со своей глупой головой был всегда слишком джентльменом. Конечно, я просто силой затащила его в постель. Что еще могло помочь ему забыть о Джине Майкелисе, лежащем на шоссе с раздробленными ногами? Джин — единственный человек, ненавидевший Брюса, и это ненависть едва не уничтожила его. У Брюса не было других врагов… он не был способен на это!

Это не совсем верно, подумал Кинтайр. Джейбез Оуэнс.

Голос ее стал резче, ее ногти врезались в его ладонь. Он встал, поднял ее за запястье и сказал:

— Пойдем. Мы уходим отсюда.

— Что?

Она посмотрела на него мигая, словно только что проснулась.

— Ты устала, и испугана, и одинока, и голодна, и все это плохо. Мы поужинаем и будем говорить о Брюсе и обо все, о чем захочешь, но отсюда мы уйдем.

— Мне завтра на работу, — возразила она.

— К черту! Скажи, что ты больна и должна отдыхать всю неделю. Бери сумочку.

Она, дрожа, пошла за ним. Он вел ее машину медленно, чтобы дать ей и выпивке в ней время; говорил о самом обычном.

Когда он остановился у одного из лучших ресторанов Окленда, она чуть задержалась.

— Ты не можешь позволить себе это, Боб, — сказала она.

— Если ты еще раз упомянешь деньги, я вымою тебе рот пятидолларовыми банкнотами, — резко ответил он. — Грязными банкнотами.

Она улыбнулась.

— Знаешь, — сказала она, — в конечном счете ты не так уж не похож на Брюса. Он тоже мог заставлять других поступать так, как он хочет. Когда однажды я похвалила его за это, он сказал: «Ну, я не долбаный святой».

— Очень похоже на Брюса, — согласился Кинтайр.

— Он преклонялся перед тобой, — сказала она за коктейлями. — Знаешь, как сильно? Ты был всем, кем он мечтал стать: путешественником, спортсменом, ученым. Он даже думал служить в военно-морском флоте, потому что ты это делал. И еще ты обращался с ним, как с равным. Ты сделал больше всех, чтобы он был счастлив.

— Я бы сказал, что это сделала ты, — смущенно ответил он.

— Знаешь, ты подталкивал нашу связь. — Он видел, что она немного опьянела, но никакого вреда в этом нет: в более благоприятных обстоятельствах он назвал бы это счастливой выпивкой. — Помнишь, как мы с ним впервые встретились? В прошлом году после возвращения из Европы ты с ним пошел выпить. И столкнулся со мной в заведении, где подают глинтвейн; я ела пирожки и выглядела не слишком эффектно, но решила, что с вами можно будет хорошо провести время… черт возьми, Боб, я надеялась, что ты приревнуешь меня, поэтому устроила Брюсу большое представление. А ты обрадовался!

— Я подумал, что ему нужна девушка, — сказал он. — В мире не только книги и пиво.

— Ты потворствовал, — засмеялась она. — И, конечно, злорадствовал, когда узнал, что мы живем во грехе.

Он пожал плечами.

— Если ты называешь это грехом. На самом деле Брюс был очень домашним человеком. Я надеялся, что ты выйдешь за него.

— Конечно, — ответила она. — Я ведь тоже очень домашний человек, правда?… Боб, я знаю, ты не любишь танцевать и ужасно танцуешь, но, может, попробуем снова перед ужином?

* * *

Потом, когда ужин завершали бренди и кофе, она сказала:

— Я все еще не уверена, любила ли я Брюса. Он мне всегда нравился. Думаю, я начинала его любить.

— Думаю, трудно было этого не сделать при таких обстоятельствах.

— Он был первым моим знакомым мужчиной, который, — она принялась загибать пальцы, — а) был интересен, а все солидные граждане Огайо казались неинтересными, по крайней мере мне; б) надежным, чего нельзя сказать обо всех этих представителях богемы …

— Прошу тебя. Называй меня как угодно, только не относи к богеме Беркли.