Убийство чёрными буквами

Брюс переселился сюда во время рождественских каникул, полгода назад, но интерьер по-прежнему был ее, воздушный и современный. Получив диплом бакалавра искусств в колледже, она со временем стала авторитетной фигурой в местной фирме декораторов. А Брюс был бы счастлив и в пещере, если бы в ней были полки с книгами.

И все же каким-то образом, думал Кинтайр, ожидая, пока Марджери заговорит, она сумела преобразовать пространство вокруг него. Пианино, на котором он играл, было настроено для него; большинство его записей, которые приятно иметь, здесь. Она взяла в рамку и повесила один из его рисунков — вид с холма Олбани на Золотые ворота; очертания моста заставляли посмотреть на рисунок вторично.

И, кончено, почти все книги были его, и она превратила одну комнату в его кабинет. Когда все это учтешь, получится, что только одежда и попугай принадлежали ей.

Я никогда так не действовал на нее, подумал Кинтайр. Квартира Марджери всегда заставляла меня нервничать. А Брюс сумел сделать ее внушающей мир.

— Здравствуй, — сказал он, поняв, что она не собирается говорить первой.

— Привет. — Она подошла к кофейному столику со стеклянной столешницей и открыла пачку сигарет. — Спасибо за то, что пришел.

— Не за что благодарить, — ответил он. — Ты можешь помочь мне больше, чем я тебе.

Она несколько мгновений смотрела на него, и он понял, что ответ был бестактный, со множеством намеков. Но потом она взяла сигарету и закурила.

— Выпьешь?

— Ну… ты, пожалуй, слишком много пьешь, малыш.

— Может, это ты пьешь недостаточно, — сказала она.

— Мне нравится вкус. Но не нравится быть пьяным.

— Боишься утратить контроль? Иногда, Боб, я думаю, что это все в тебе объясняет. Для тебя жизнь — это поездка верхом на тигре, и ты должен каждую минуту держать узду.

— Давай не будем любителями-психоаналитиками, — сказал он, идя вслед за ней на кухню. Подойдя сзади, он положил руки ей на талию. — И давай не ссориться. Прости, Мардж. Ужасно жаль Брюса и за то, что случилось с тобой.

Она наклонила голову.

— Знаю, Боб. Не трать слова. — Она взяла в рот сигарету, затянулась, выдохнула дым, опустила сигарету и стала вертеть ее в пальцах. — Продолжай, я смешаю. Мне нужно чем-то заняться.

Он вернулся в гостиную. Его взгляд остановился на пианино. Он увидел исписанные нотные листки и подошел посмотреть. Здесь и застала его Марджери, когда вошла с двумя стаканами.

— Садись, — пригласила она.

Он внимательно смотрел на нее, пытаясь понять ее потребности — и требования. Она невысока, с хорошей фигурой, хотя и склонна немного к полноте, и даже он мог оценить ее простое зеленое платье. Лицо широкое, со слегка курносым носом, очень полными губами, голубыми глазами под бровями дугой, с несколькими веснушками: подходящее слово «дерзкое». Рыжеватые волосы завитками спускаются за уши.

Он кивнул в сторону пианино.

— Брюс снова что-то сочинял, — сказал он.

— Он писал стихи на музыку своей сестры для маленького театра где-то в городе.

— Как он это делал? Я не умею читать ноты.

— Послушай. — Она села за пианино. — Я сама плохой пианист, но получишь представление.

За окнами сгущалась тьма. Марджери пришлось внимательней вглядываться в ноты; руки ее запинались за клавиши. И однако она произвела что-то очень мягкое. Впоследствии он вспоминал эти звуки как дождь в свои молодые годы.

Она кончила, резко проведя костяшками пальцев по клавиатуре. И когда звуки смолкли, сказала:

— Это все. Он так и не закончил.

— Я думаю… — Кинтайр не стал сидеть на диване, перебрался на стул. — Я думаю, не потерял ли весь мир больше, чем даже мы с тобой, Мардж.

— Мне абсолютно все равно, что с миром, — ответила она. Прошла по комнате и щелкнула выключателем. Неожиданный свет заставил обоих сощуриться. — Я бы хотела вернуть Брюса.

— Я тоже. Естественно. — Он взял у нее стакан и сделал большой глоток. Много виски и мало воды. — Но он был необычайно одаренным ученым. Он даже (ведь он мой ученик) изменил мое мнение о некоторых трудах Макиавелли, подчеркнул их идеализм, конечно. Я помню, как он мне цитировал: «…лучшая крепость в человеческой любви» Разве не такие мысли были сродни Брюсу?

— Лучшая крепость. — Она посмотрела на свой стакан. — Это не слишком ему помогло, верно?

Кинтайр ощупью взял вторую сигарету. Слишком много курит, подумал он: завтра язык будет как поджаренная подметка.

— Что тебе известно? — спросил он.

— Немного. — Ее взгляд был полон отчаяния. — Боб, что произошло? Кто это с ним сделал?

— Не могу себе представить, — бесцветным голосом ответил он.

— Но… может, это было случайностью, Боб? Может, его приняли за кого-то другого?

— Может быть.

Я лгу прямо ей в лицо. У человека не вырывают зубы плоскогубцами, не узнав вначале его имя.

— Что было в газетах? — спросил он. — Я не видел.

— Не знаю. Я сидела здесь с того времени, как пришли полицейские. Они спросили меня, могу ли я догадаться… … Боже!

Она в три глотка осушила свой стакан.

— Не можешь? — спросил он. — Я вообще с трудом представляю человека, который мог бы ненавидеть Брюса.