Убийство – дело житейское

– Мама, я три года в армии играл только на аккордеоне, поэтому правая рука у меня еще ничего. Пальцы двигаются. Долблю ее. Должен же я сегодня хоть что-то показать своим паразиткам! Сама понимаешь, у меня в классе десять девчонок, а это десять программ в полугодие. Партию левой я и не пытаюсь учить. Зубри не зубри, а и глухому ясно, что она у меня только для красоты.

– А зачем ты ходил к Пазевской, просил помочь?

– Нет. Рассчитывал взять у нее пластинки. Хотел послушать, как должно звучать то, что она задала студенткам на лето. В готовом виде. Но теперь у Эвелины в кабинете только книги. Все диски вместе с нотами упакованы в коробки и находятся в другой комнате… Она собирается их отослать в Киев подруге. Той, что подарила ей альбом Пикассо и пленки с записями пьес Мессиана. Я умолял Лину продать мне ее фонотеку целиком. Предложил двойную цену. Но она заявила: – «Я торговать антисоветчиной не намерена, так как не желаю вступать в конфликт с законом». Сказала, что для неприятностей у нее и без этого есть повод – оказывается, по ее настоянию Татьяна приняла православие. Потом посмотрела на меня с таким омерзением, будто я скунс, и зашипела:

– Очень хочу, Мурик, чтобы к жалобам, подписанным родителями наших с тобой учеников, власти не относились слишком скептически.

Услышав это, Джамиля взорвалась:

– Это просто цирк какой-то! Глупейшие рассуждения. Твоя Пазевская может только философствовать. В жизни она беспомощнее младенца! И вообще, у нее в мозгах полный кавардак. Она давно уже не различает, где кончается искусство, а где начинается жизнь. Для нее музыка реальнее, чем мы с тобой вместе взятые! Ладно, я зашла не для того, чтобы говорить о ней. Лучше ответь, с чего это ты превратился в алкоголика?

– Нет, нет, что ты, мама! Я выпиваю редко. Пью только вино. Да и то только тогда, когда уж очень волнуюсь.

Джамиля вышла из комнаты сына, зашла в ванную комнату, закрылась, и пустив воду на полную мощь, стала материться. Ругалась она с таким остервенением, что могла бы привести в замешательство даже пьяного шофера. Немного отдышавшись, Миля решила срочно навести порядок в семье. Она искренне считала своих мужчин тряпками и дураками, а потому рассчитывала за пару недель прибрать их к рукам. Ей казалось, что сын бросит пить, испугавшись ее скандалов, а муж, будучи человеком тщеславным и чувствительным, не устоит перед ее искусной лестью и дорогими подарками.

В первую очередь Азарханова решила заткнуть рот болтунам, распространяющим по городу слухи о пьянстве Мурада. Облачившись в черный французский костюм, Джамиля вызвала служебную машину и вместе с сыном поехала в училище. Впервые за последний месяц молодому человеку показалось, что студентки не хихикают у него за спиной. Коллеги приветствовали Джамилю с возвращением из отпуска, осыпая слащавыми комплиментами. Между тем, она всем своим существом ощущала, насколько все враждебно настроены против нее.

Проводив сына в класс, Миля зашла в кабинет и вызвала секретаршу. Та долго мялась, а потом положила на ее стол пачку заявлений – все были от родителей учеников Мурада. В каждом – просьба о переводе ее ребенка к другому преподавателю. Мотивация была самая разная, но суть дела одна – сын с работой не справлялся. Пробежав глазами бумаги, Азарханова тихо сказала:

– Запомни, душечка! О переводе учащихся к другим педагогам до конца учебного года и речи быть не может. Кому не нравится – пусть забирают документы и убираются. К празднику я получу звание и после этого для меня в высших инстанциях двери открыты. Клянусь, если кто посмеет чирикнуть, испепелю! Через Исмаила свяжусь с директорами всех школ города. После этого ребенок любого смутьяна останется не только без диплома нашего училища, но и без аттестата зрелости. Ты – женщина разумная, а посему я тебе ничего не говорила… Но, я надеюсь, ты поняла, что мое мнение по этому поводу должен знать каждый. Каждый! Поняла? А теперь можешь идти.

Полдня Азарханова с остервенением наводила в училище «коммунистический порядок», а за четверть часа до начала перерыва отправилась в ГорОНО.

Появившись в приемной, она на секунду потеряла дар речи: за пишущей машинкой сидела не девушка, а настоящая немецкая кукла с фигурой профессиональной гимнастки. Не говоря ни слова, Джамиля прошла в кабинет мужа и захлопнула за собой дверь. Там было пусто. Секретарша вошла вслед и вежливо предложила Миле подождать супруга в прихожей. Прищурив глаза, Джамиля засмеялась ей в лицо и приказала покинуть помещение.

– Я не имею права никого сюда впускать, но, поскольку Вычувствуете себя здесь как дома, мне придется составить вам компанию.

Девушка принесла из приемной папку с документами и, расположившись за столом, предназначенным для посетителей, стала их сортировать.

– Как Ваша фамилия, душечка? – с плохо скрываемой яростью прошипела Азарханова.