Поначалу роман между ними складывался дистанционно — через эпизодические звонки Эндрю по межгороду и открытки от него. По завершении их первого совместного уик-энда Эндрю вынужден был вернуться в Сан-Диего к Норману, который раз за разом отпускал его в Сан-Франциско, отметим, лишь под предлогом встречи с «дочкой» от неудавшегося брака. Между тем сам Эндрю ни номера для звонков, ни фактического почтового адреса Дэвиду не оставил — только номер а/я, который проверял крайне нерегулярно. Объяснял это Эндрю тем, что семья у него настолько богатая, что вынуждена скрываться и постоянно менять телефонные номера, дабы не пасть жертвой похитителей с целью выкупа. В одной из множества открыток Эндрю особо предупреждал Дэвида, чтобы тот отправлял ему обратную корреспонденцию на почту «до востребования» строго заказными письмами в запечатанных сургучом конвертах и без указания адреса отправителя: «Прости за такую конспирацию, но поверь, это жизненно важно!» — писал он.
Дэвиду казалось странным, что Эндрю не оставил ему контактного телефона, однако задумываться о причинах ему было особо некогда, поскольку он много ездил по делам, качался по вечерам в тренажерном зале и попросту не имел свободного времени. В отличие от Эндрю, который к этому времени уже начал избегать правильного общества и сторониться женщин, у Дэвида было множество друзей традиционной ориентации и — непременно — сильные женщины, которым всегда можно было доверить личные секреты и положиться на то, что они за ним присмотрят.
Дэвид же по возвращении из Сан-Франциско в Миннеаполис поведал Ричу Боннину: «Познакомился там с парнем, который меня реально заинтриговал», — и описал Эндрю как человека «не самого притягательного, но производящего неизгладимое впечатление». Дэвиду он представился под своей настоящей фамилией — как Эндрю Кьюненен, а не Де-Сильва. Тем не менее Дэвид рассказал Ричу, что внешне Эндрю похож на испанца, хотя и говорит, что родители у него владельцы плантаций и издательской империи на Филиппинах. «Он производит впечатление человека высокообразованного, много поездившего по миру и твердо нацеленного сделать карьеру, — рассказывал Дэвид Ричу. — Он уехал из-под семейной опеки, чтобы выйти из тени родителей и оставить в мире след собственными силами».
Эндрю же выглядел окрыленным знакомством с Дэвидом, а Дугу Стаблфилду прямым текстом рассказывал, что влюблен, и расписывал Дэвида во всем блеске. «Каких только нежных и ласковых эпитетов он в его адрес не находил, — вспоминает Дуг. — Дэвид был первым, в кого он был по-настоящему влюблен — не знаю, правда, романтически или на полном серьезе».
Хотя Эндрю с Дэвидом виделись каждые две-три недели и Эндрю кормил-поил и всячески обхаживал Дэвида, вскоре Эндрю снова зачастил в гей-баню в Сан-Диего, где народ собирался по преимуществу ради наркотиков, — и всё это ещё живя у Нормана Блэчфорда. Он также планировал привлечь Дэвида к участию в садомазохистском сексе, дабы предаться наконец наяву фантазиям, взросшим в нем за последние годы под влиянием регулярно просматриваемого жесткого порно.
Сан-Франциско для этого был самым подходящим городом. У района Кастро давно сложилась репутация арены такой «кожаной жести», которая остальную Америку привела бы в ужас, а в Кастро считалась нормой. Есть в Сан-Франциско и секс-клубы для геев с мрачными полноразмерными фетишистскими инсталляциями. Посетители имеют возможность совокупляться в английском кэбе-такси, в патрульно-полицейской машине, в телефонной будке, в тюремной камере, в зубоврачебном кресле. За всем этим не возбраняется наблюдать другим посетителям; а если кому-то хочется приватности, добро пожаловать внутрь одной из выгородок, сооруженных из штабелей автомобильных шин. Частные «ассоциации» устраивают вечеринки строго по приглашениям в не раскрываемых посторонним местах, дабы надежно оградить себя от «новичков и вуайеристов».
Секс-шоп