Убийство Генриха IV

Главной целью следователей было не столько узнать психологию самого убийцы, сколько выявить его сообщников. К этому они без конца возвращались. Они спрашивали его обо всех людях, с которыми он был знаком; они спрашивали, ездил ли он на испанскую территорию: «Спрошен, когда он был в Брюсселе. — Сказал, что никогда не выезжал из королевства и не знает, где находится Брюссель». Убийца постоянно утверждал, что пришел к своему замыслу сам и сам осуществил его. А его следователям, должностным дворянам, проникнутым аристократическими предрассудками, такое утверждение казалось неправдоподобным. «Ему сказано, что состояние его и положение слишком низки для того, чтобы возыметь такое желание без чьего-то совета и поощрения. — Сказал, что никого не было». Следователи упорно старались обнаружить высокопоставленное лицо, которое, по их мнению, непременно должно было играть роль мозга всего предприятия, и гораздо меньше занимались выяснением идей, образов, знаков, символов, пробудивших в мозгу убийцы страсть к убийству и заставивших его удовлетворить эту страсть. Для нас это весьма огорчительно.

Поскольку в то время верили в колдунов и всякий видел их во множестве, следователи пытались узнать — может быть, колдуны подстрекали его к убийству или помогали в нем. Стрелок из числа королевских телохранителей, Божё, обыскавший убийцу сразу после ареста, нашел у него то, что он счел «несомненными знаками и орудиями колдовства, в частности, сердце, пронзенное тремя ударами»[27]. Под «знаками» имеются в виду «некие листочки, какие раздают шарлатаны или колдуны, с изображением каких-либо фигур-талисманов или с простыми печатями. Они одурачивают глупый народ, внушая ему, что эти листки помогают творить вещи чудесные и невероятные, как-то: пройти сто лье за три дня, стать неуязвимым для оружия и т. п.»[28], и в результате возник вопрос: «Имел ли он эти знаки и кто ему их дал», порожденный представлением, что человек столь низкого положения не посмел бы напасть на короля, не рассчитывая на сверхъестественную помощь, то есть помощь дьявола. Ответ был отрицательным: «Сказал, что счел бы это вредным». Следователи, сами верившие в дьявола и в возможность помощи со стороны последнего, настаивали: «Он был издавна усыновлен дьяволом и заклинал демонов, которых вызвал к себе с тех пор, как поселился в этом городе, — более четырех лет назад. — Сказал, что этого не было». Но следователям сообщил об этом один доносчик, по фамилии Дюбуа, уроженец Лиможа. Тот уверял, что, когда спал в одной комнате с убийцей, слышал, как тот читал заклинания, и видел дьявола, явившегося в образе огромного и ужасного черного пса, и что в тот же день он поспешил исповедаться и причаститься. И поэтому следователи спросили убийцу: «Не читал ли он, в то время как спал [в одной комнате] с оным Дюбуа, заклинаний, вызывающих демонов, и в какой форме. — Сказал, что все, о чем его спрашивают, было совсем наоборот и что в одной комнате с означенным Дюбуа он никогда не спал. Спал он на чердаке над ней, где и находился, когда около часа ночи означенный Дюбуа несколько раз и по-всякому просил его и требовал от него спуститься в свою комнату, причем оный Дюбуа трижды прокричал: „Credo in Deum; друг мой, спустись вниз“, восклицая при этом: „Боже, помилуй меня“. Тогда обвиняемый пожелал спуститься, чтобы увидеть, кто таким образом и с такими возгласами зовет его на помощь; но особы, лежавшие там же, где и обвиняемый, не позволили ему этого сделать, ибо испытывали страх и ужас (это были хозяйка дома Мари Муано и ее кузина по имени Жанна Леблон); поэтому спуститься, чтобы поговорить с оным Дюбуа, он смог лишь много позже; означенный Дюбуа якобы ему рассказал, что в комнате под той, где находился обвиняемый, он (Дюбуа) видел черного пса огромного размера и весьма устрашающего вида, поставившего обе передние лапы на единственную кровать, где тот спал, и сие видение так того испугало, что он начал издавать таковые возгласы и звать обвиняемого, дабы тот составил ему компанию, оттого что ему страшно; якобы обвиняемый, услышав это на следующее утро, посоветовал означенному Дюбуа, дабы изгнать сии жуткие видения, принять святое причастие или явиться к святой мессе, что тот и сделал». Таким образом, убийца отрицал всякий договор с бесом и объявлял себя добрым католиком. Все эти люди были очень неуравновешенными.

Коль скоро следователи были так озабочены поиском сообщников, можно удивляться кое-каким упущениям следствия. Обвиняемый в ответах упомянул нескольких лиц: некоего Бельяра из Ангулема и собственную мать. Следователи не озаботились вызвать их для допросов и очных ставок.

Еще серьезнее то, что обвиняемый провел два дня в отеле де Рец и не был изолирован. Два дня к нему приходили посетители, которых пускали довольно свободно. Пишут, что его навещал отец Котон, иезуит, исповедник покойного короля, и увещевал его не порочить достойных людей. Могли прийти и другие, чтобы принудить его к молчанию. Все это настораживает.