Убийство Генриха IV

Упорство, с каким парижские иезуиты считали отпущение в Сен-Дени недействительным, после победы короля сделало их положение щекотливым. Генрих IV вступил в Париж 22 марта 1594 г., объявив амнистию, из которой исключались кюре Обри и отец Варад, отправленные в ссылку. Но враги иезуитов решили изгнать весь орден. Первый президент Парижского парламента г-н де Арле говорил «во всеуслышание при всем парламенте, что иезуиты непременно должны его (Париж) покинуть». Вместе с гражданским судьей он потребовал от иезуитов присяги на верность Генриху IV, очень рассчитывая, что они откажутся, коль скоро король еще не получил папского отпущения, и у него тогда будет повод для их изгнания. По совету кардинала Пьяченцского, легата Святого престола, парижские иезуиты объявили, что готовы дать такую присягу. Первый президент и гражданский судья больше не заговаривали об этом, потому что допустить их к присяге «значило одобрить их и принять и подтвердить их право на жительство, как для всех остальных»[285].

Тогда галликанцы возобновили тяжбу университета против Общества Иисуса, прерванную с 1564 г. по настоянию Королевского совета. 12 мая 1594 г. в парламент явился ректор университета с требованием, чтобы иезуиты были изгнаны из королевства как «враги государства и возмутители общественного спокойствия, пособники испанцев в ущерб сей короне и как совратители юношества». По ходатайству генерального адвоката Сервена прошение университета было принято парламентом и объявлено иезуитам.

Те в ответ на прошение университета мобилизовали своих друзей и покровителей: герцога Неверского как основателя иезуитского коллежа в городе Невере, кардинала Бурбонского как основателя их орденского дома Святого Людовика в Париже и как племянника основателя коллежа в Руане, города Лион, Бурж и Биллом, где также были иезуитские коллежи. В сентябре 1594 г. голоса в парламенте разделились, и большинством голосов изгнание вотировано не было. Родители, узнав, что иезуиты остаются, стали со всех сторон посылать к ним своих детей.

Именно тогда один студент юридического факультета, Жан Шатель, лет двадцати, сын торговца сукном из Сите, представитель купеческой аристократии Шести цехов, получивший классическое и философское образование у иезуитов и покинувший их всего семь месяцев тому назад, задумал убить короля. Согласно тому, что он рассказывал своим сокамерникам в Консьержери, и тому, что отвечал на вопросы судей, он прочел «Страх божий» — книгу бенедиктинского монаха, доктора Сорбонны Понсе. Она усилила в нем ужас перед грехом и перед суровостью божьих кар. «Поелику он обладал меланхолическим нравом, сия вещь оказала на него слишком сильное впечатление». Он отчаялся в милосердии божьем, потому что грехи его были велики. Ранее он несколько раз имел желание совершить противоестественные грехи, в том числе инцест со своей сестрой. На исповеди на вопрос, не совершал ли он противоестественного греха, он лживо отрицал это с большой категоричностью, чем вдвойне оскорбил Бога. Он не чувствовал в себе милосердия, не любил ближнего, сомневался в Боге. Однако грех внушал ему ужас. Он больше не хотел грешить. Но он не знал, как избежать греха. Он не мог пойти на самоубийство — деяние, отвратительное Богу. Поэтому он мечтал совершить великое деяние, за которое бы его умертвили и которое, будучи полезным для общества, смягчило бы ему наказание на том свете.

27 декабря 1594 г. король вернулся из Пикардии. Шатель последовал за ним. Король заехал к Габриэли д’Эстре в отель Шомберг, близ Лувра. Его сопровождали принц де Конти, граф де Суассон, придворные. Шатель проскользнул вслед за двумя дворянами, прибывшими выразить почтение королю. Один из них бросился к стопам короля. Генрих IV наклонился, чтобы поднять и обнять его. Шатель хотел ударить короля ножом в горло, потому что торс последнего был защищен камзолом из буйволовой кожи. Он промахнулся, ранил короля в губу и выбил ему зуб. Никто не видел его удара, и в суматохе сначала заподозрили нескольких зрителей, прежде чем найти и схватить Шателя.

На допросе в парламенте студент сказал, что покушался на короля, потому что, «имея мнение, что забыт Богом, и будучи убежден, что проклят как Антихрист, он желал из двух зол избежать худшего… Сказал, что это деяние, совершенное им, послужит к смягчению его наказания [на том свете], и уверен, что был бы сильней наказан, если бы умер, не совершив покушения на убийство короля, и что ему было бы хуже, если бы он попытался лишить себя жизни…