Дворяне хотели вернуть себе то, что, по их представлению, было их социальной функцией. Они желали должностей. Они требовали всех должностей прево, маршалов, вице-бальи и вице-сенешалей, то есть монополии на контроль над большими дорогами; всех должностей главных смотрителей и смотрителей Лесного и водного ведомства, так как дерево стоило дорого, обычно оставалось в домене сеньории, и надо было регулировать для жителей деревень право пользования лесом; все должности первых муниципальных должностных лиц городов под угрозой аннулирования результатов выборов; половину должностей казначеев Франции; не менее трети должностей в верховных судах, парламентах, счетных палатах, палатах косвенных сборов и треть должностей во всех судебных и финансовых учреждениях. Но и они в свою очередь пытались вторгнуться в сферу прерогатив третьего сословия, когда требовали разрешения заниматься крупной торговлей, коммерцией, не лишаясь привилегий. Естественно, они домогались защиты своих сеньориальных судебных прав от посягательства чиновников бальяжей, а также запрета людям из третьего сословия, их женам и детям носить такую же одежду, какую носят дворяне и благородные дамы, чтобы сословная принадлежность человека была видна с первого взгляда[340]
.Но, коль скоро считалось, что именно ежегодный сбор, или полетта, вызвал вздорожание должностей и обеспечил их наследование, тем самым перекрыв дворянам доступ к ним, то дворяне повели атаку на него. 12 ноября 1614 г. в палате дворянства маркиз д’Юрфе предложил попросить у короля отсрочить направление в провинции квитанций по оплате ежегодного сбора. Это было прелюдией к отмене полетты, которой требовали многие отдельные «наказы». Дворянство рассчитывало, что подорожанию должностей будет положен предел. Действительно, должность советника Парижского парламента для частных лиц в 1597 г. продавалась за 11 тыс. турских ливров, в 1606 г. — за 21 тыс., в 1614 г. — за 55 тыс., в 1617 г. — за 67 500. С 1597 по 1617 г. цена на такие должности выросла в 6,1 раза. Это вздорожание было куда больше, чем могло быть вызвано снижением реальной стоимости турского ливра: за этот счет цены на должности возросли бы только в 1,13 раза. Это вздорожание было куда больше, чем вздорожание зерна в Париже, а средства, которые дворяне могли получать за счет сеньориальной и земельной рент, росли медленнее, чем цены на должности.
Поэтому предложение маркиза д’Юрфе 13 ноября было принято дворянством, 14 ноября — духовенством. Его передали третьему сословию, которое на него согласилось. Действительно, «наказы», составленные собраниями третьего сословия в бальяжах и сенешальствах, требовали прекращения продажи должностей, отмены ежегодного сбора, избрания чиновников или хотя бы их выбора королем из списка избранных кандидатов. Делегаты третьего сословия не могли открыто проигнорировать мандат, который им вручили избиратели. Но чиновники, составлявшие большинство палаты третьего сословия, нашли, как отразить удар. Вместе с отменой продажности должностей и отсрочки направления квитанций об оплате ежегодного сбора они потребовали отмены оговорки о сорока днях, последнего оплота против полной наследственности, что было бы для них прекрасной компенсацией за исчезновение ежегодного сбора, и отсрочки направления указов о выплате тальи с расчетом уменьшить ее на четыре миллиона. Таким образом они делали хорошую мину, изображая, что радеют за народ. Но тем самым Генеральные штаты создали бы дефицит в 5 600 000 ливров в королевском бюджете — не менее 4 млн за счет тальи и 1 600 000, которых не принесет ежегодный сбор. В таком случае, чтобы компенсировать эту потерю, третье сословие просило урезать на 5 600 000 ливров пенсии для дворян. То есть на пинок ответили пинком. Все свои просьбы третье сословие объединило, объявив, что они составляют нерасторжимое целое. Поскольку дворянство не могло обойтись без пенсий, это значило вынудить его отказаться от отмены продажности должностей.