Убийство Генриха IV

Из-за исчезновения золота становилось особенно тяжело торговцам и банкирам. Исчезновение серебра затрудняло жизнь простонародья и операции королевских сборщиков налогов, потому что налоги выплачивались в серебре и биллоне, и за мелкие повседневные покупки тоже платили биллоном. Пришлось чеканить монеты из биллона с меньшей долей серебра и медные монеты. Но там, где торговец удовлетворился бы шестьюдесятью биллоновыми су, когда столько стоило золотое экю, теперь он требовал шестьдесят пять, потому что столько стало стоить экю, и даже больше, поскольку считать и перевозить биллон было сложнее. Иначе говоря, имели место инфляция и рост цен.

Эти явления усугублялись тем, что фактически существовало два вида монет. Была счетная монета, чисто идеальное понятие, денежной единицей которой был турский ливр, никогда не чеканившийся в твердой монете и не соответствовавший какому-то неизменному количеству драгоценного металла. И были монеты реальные, золотые, серебряные, биллоновые, стоимость которых король назначал в счетных монетах. Генрих III рассчитывал обуздать спекуляцию и рост цен. Ордонанс от сентября 1577 г. запрещал вести счет в ливрах и вводил в качестве денежной единицы экю-су, для которого устанавливалась стоимость 60 турских су. Декларация от 24 мая 1601 г. подтверждала ордонанс 1577 г. Но этот ордонанс, изданный ради запрета счетной монеты, в то же время сохранял и использовал ее. Пришлось считать в долях экю и чеканить соответствующие монеты. В реальности все продолжали считать в ливрах и су, рассматривая экю как переменное количество су и ливров.

Тогда в сентябре 1602 г. король выпустил эдикт в Монсо. Расчеты в экю отменялись, и восстанавливались расчеты в ливрах. Вывоз золота и серебра, а также биллона был запрещен. Фиксировалась цена определенного количества французских монет: например, экю-су должно было стоить 65 су вместо 60. Таким образом, это «повышение» цены представляло собой девальвацию на 7,65 %. Курс назначался по отношению к 18 иностранным монетам с фиксированным весом: так, фламандский альбертинер, весивший 2 денье 6 гранов, равнялся 46 су, английский розенобль весом в 6 полновесных денье — 7 ливрам 10 су, и т. д. Все остальные монеты обесценивались, особенно иностранный биллон. Должники могли рассчитываться в монетах, перечисленных в эдикте, по их указанным стоимости и курсу: тот, кто должен был 13 экю, мог отдать 12 золотых экю-су, кто был должен 100 экю — 92 экю 20 су.

Эдикт был катастрофой для кредиторов, суммы долга которым уменьшались на 7,65 %. С этой точки зрения он мог принести временное облегчение должникам казны — податным людям, но это преимущество с лихвой перекрывалось обесцениванием иностранного биллона и иностранных серебряных монет, вес которых не дотягивал до установленного эдиктом. На что же народ, у которого таких монет было в избытке, будет покупать хлеб и чем платить налоги? Монетный двор в этой связи при регистрации ограничил сферу применения эдикта и внес в него поправки. Он допустил хождение дубля, очень распространенной биллоновой монеты, и мелкого денье из чистой меди. Но поскольку в таком случае золото и серебро имели преимущество перед этими монетами, это опять подстегнуло инфляцию и рост цен. Генеральные казначеи Франции в Туре по своей инициативе велели королевским сборщикам собирать с народа серебряные монеты по эдиктовой цене, не взвешивая их, за исключением явно легких и обрезанных. Иначе пришлось бы почти всех податных сажать в тюрьму. Король превратил это решение в общий закон от 22 октября 1602 г., сроком на год, а потом продлил его действие до 30 июня 1604 г. Фактически эдикт 1602 г. остался мертвой буквой. Монетная спекуляция, подорожание золота и серебра в пересчете на счетную монету, инфляция и рост цен продолжались. Простонародье роптало[259].

С 1604 г. волнения в Керси, в Перигоре, в Лимузене, где подстрекателями выступали гранды и протестанты, и это удавалось им тем легче, что народ был раздражен королевскими налогами; походы, которые Генрих IV был вынужден предпринимать против виконта де Тюренна, а потом против Седанского княжества, надежда на восстание морисков в Испании, которое следовало поддержать, наложенный на Венецию интердикт и перспективы интервенции в Италию, события в Вальтеллине, планы участия в нидерландской войне и аннексий во Фландрии и в Люксембурге, а может быть, и аннексии Соединенных Провинций, уверенность в явно неизбежном, после двенадцатилетнего перемирия, прямом конфликте с Габсбургами вынуждали Генриха IV форсировать вооружение, накапливать боеприпасы и военную казну, а значит, делать деньги из всего. Его финансовая политика становилась жестче.