Убийство Генриха IV

Впрочем, современники жаловались на ненужные расходы. Агриппа д’Обинье квалифицирует Генриха как «изрядного скрягу» (ladre vert); флорентийский резидент заявляет: «Его скупость отвратительна»; его историк Дюплеи говорит нам: «Он и вправду проявлял излишнюю прижимистость». Что до Сюлли, то его отказы в деньгах создали ему у послов и придворных репутацию «скотины», «животного», «мужлана». Но все это — инсинуации раздосадованных дворян. На самом деле Генрих IV тратил много денег. Он играл по крупному, просадив за один вечер в 1600 г. 24 тысячи экю[252]. Это была его давняя привычка. Бассомпьер сообщает нам в мемуарах за 1608 г., «что он использовал фишки на 50 и на 500 пистолей, чтобы одновременно можно было держать в руке более 50 тысяч пистолей в таких фишках…». Появление при дворе сильного и ловкого игрока было событием. Король проигрывал сотни тысяч ливров[253]. Дорого стоили и любовные слабости короля. Это была не та ситуация, что с Марией Медичи, — он не платил только за свой счет. За девять лет, за которые королева родила от него шесть детей, у него родилось пять бастардов от Генриетты д’Антраг, от Жаклин дю Бюэй и от Шарлотты дез Эссар. Генриетту д’Антраг он сделал маркизой де Верней, Жаклин дю Бюэй — графиней де Море, Шарлотту дез Эссар — графиней де Роморантен. Все три обошлись дорого.

На Генриетту д’Антраг понадобилось особенно много добрых «каролюсов». Фавориток королю было недостаточно, он не пропускал ни одной мимолетной птички, и тексты сохранили недвусмысленные следы его признательной щедрости: «15 000 экю для Нери, этой прекрасной девицы».

Другие расходы, необходимые сами по себе, потому что обеспечивали королю верность дворян, державших провинции в повиновении короне, в глазах далеких от этой политической проблемы современников выглядели совершенно ненужными и скандальными. Дома короля и королевы, при которых придворные чины служили «поквартально», то есть триместр в году, чаще всего уезжая на остальную часть года в свои сеньории, куда привносили дух двора, казались бесполезными прорвами. При Генрихе III дом короля насчитывал 1725 человек. Генрих IV сохранил из них 1517, а расходы возросли с 300 тыс. ливров в 1600 г. до 400 тыс. в 1609 г. А вот Людовик XIII, король по-настоящему экономный, оставил только 1132 человека, а расходы, поднявшиеся в 1620 г. до 704 тыс. ливров, с 1622 г. вновь снизились до 400 тыс. ливров. Поскольку к тому времени все цены возросли, можно считать, что Генриху IV могло бы хватить 200 тыс. ливров на содержание своего дома. Не жалела денег и Мария Медичи. Затраты ее дома достигли в 1609 г. 541 439 ливров. Ее долги за содержание ее дома к 1610 г., перед смертью короля, дошли до суммы 1 507 000 ливров.

Дворяне были недовольны, хотя король раздавал в год более двух миллионов пенсий, в основном достававшихся им, и эти дары в 1600 г. превзошли сумму 500 тыс. ливров, в 1606 г. составляли более полутора миллионов ливров, в 1609 г. — 1700 000 ливров[254].

Не забудем о расходах на престиж, о монархическом градостроительстве, о Королевской площади, заложенной в 1605 г., о Новом мосте, законченном в 1606 г., о монархической литературе, о Малербе, приглашенном в Париж в 1605 г.[255]

Но прежде всего вызывали недовольство фискальные меры как таковые, лучше известные и ощутимые более непосредственно.

Король простил своим подданным недоимки по талье до 1597 г. включительно. В 1599 г. он сократил талью с 18 млн турских ливров до 16 230 437, в 1600 г. — до 14 564 308 ливров, в 1602 г. — до 13 541 453 ливров. Впоследствии она немного поднялась. В 1609 г. она возросла до 14 295 000 ливров. В то же время были предприняты усилия по лучшей раскладке этого налога. Именно ради этого был выпущен эдикт 1600 г. о талье. Историки восхваляли это снижение основного прямого налога, накладываемого на простолюдинов или, на землях реальной тальи, на владельцев недворянских земель, недостаточно обращая внимание на то, что оно компенсировалось созданием других налогов, тяжелых для простого народа, и что каждая такая мера плодила недовольных.