Убийство городов

Продолжали катить в ночи. На Рябинина навалилась сонливость. Он то клонился на плечо Мераба, то испуганно вздрагивал на ухабах. Уснул, уронив голову к коленям. И ему, под стук зарядных ящиков, снился подмосковный осенний лес, по которому они идут с подругой, и она о чем-то ему говорит, о чем-то восхитительном и прелестном.

Проснулся, когда было светло. Грузовик стоял на шоссе, перед бетонными брусками. К машине шли ополченцы. Один в зеленой, лихо повязанной косынке, с курчавой бородкой, с автоматом на голом плече, где синела татуировка экзотического дракона. Другой, с косматой щетиной, в каске и распахнутой куртке, под которой пестрела тельняшка.

– Здорово, Колун!

– Здорово, Валет! Здорово, Морпех!

Они обнимались, похлопывали друг друга по спинам. Отошли и курили, о чем-то переговариваясь.

Рябинин, очнувшись от сна, рассматривал блокпост, вырытую на обочине траншею, мешки с песком, из которых торчал пулемет. У соседних строений были проломлены стены. В саду, среди яблонь, стоял бэтээр. Рябинин подумал, что завершит первую главу своей книги описанием бэтээра и яблони, которая склонила к броне золотые и красные яблоки.

Глава 14

Донецк, по которому катил «КамАЗ», был солнечный, сверкающий, праздничный, с чудесными скверами, искристыми фонтанами, ухоженными фасадами. Среди сталинских колоннад, пышных фронтонов драгоценно мерцали супермаркеты, развлекательные центры. Было людно, катили машины. За чугунной оградой сквера краснели розы. Рябинин удивлялся, тот ли это город, который подвергается ударам с земли и воздуха, отражает атаки отборных войск Украины. Но, вглядываясь внимательней, замечал фасады с уродливыми проломами, дома с зияющими окнами, над которыми, как косматые брови, чернели кляксы копоти. Среди разноцветных автомобилей возник грузовик с вооруженными ополченцами. Следом прокатил гусеничный тягач с пушкой на прицепе. В холеном «Лендровере» за рулем находился человек в камуфляже, на заднем сиденье теснились три автоматчика. И время от времени где-то далеко за домами раздавались глухие удары, будто забивали сваи.

Город напоминал Рябинину спелое яблоко, которое слегка надкусили. На глянцевитой, алой поверхности виднелся след от зубов.

– «Козерог»! «Козерог»! Я – «Колун»! Привез пополнение. Куда теперь двигать? – Провожатый поднял голову из кабины, дышал в рацию. Его лицо, похожее в темноте на булыжник, теперь казалось мужественным, суровым. Рука, сжимавшая рацию, была в перчатке без пальцев. В движениях присутствовала тяжелая грация. – Понял тебя, «Козерог»! На площадь, на площадь! Скажи своим в оцеплении, чтобы нервы не мотали!

«КамАЗ» проник сквозь оцепление и выкатил на площадь, просторную и сияющую, окруженную помпезными фасадами. Было множество народа, шел митинг, развевались знамена, гремела музыка. Ленин на постаменте возвышался над трибуной, плотный, упорный, незыблемый. Площадь приветствовала «КамАЗ» радостным гулом.

Все, кто находился в кузове, поднялись в рост и стояли, наблюдая за площадью.

Над толпой реяли флаги. Много красных, с серпом и молотом. Российские триколоры с золотыми орлами. Андреевские, с голубыми крестами. Черно-золотые, имперские. Были алые флаги с синим Андреевским перекрестьем, символы новой республики. Были красные хоругви с ликом Спасителя. Полотнища колыхались. Гремели песни. «Комбат, батяня», «Я люблю тебя, Россия», «Вставай, Донбасс».

Калмык Валерий, глядя на площадь, радостно крестился. Серб Драгош крутился во все стороны, изображая пальцами знак победы. Каталонец Аурелио воздел сжатый кулак.

Рябинин обнимал взглядом площадь, вслушивался в знакомые и незнакомые песни. Эта солнечная площадь была наградой за ночные страхи, дурные предчувствия. Он влился в это плещущее многолюдье. Был среди своих, среди братьев. Был готов сражаться, был непобедим.

К «КамАЗу» протиснулся худой ополченец с длинным смуглым лицом и играющими глазами. Зеленая косынка «бандана» придавала ему сходство с корсаром. На нем был жилет с множеством карманов, из которых торчали рожки автоматов, гранаты, рация, пакеты, флаконы. На ремешке висел «стечкин» в лакированной щегольской кобуре. На груди красовался бант из георгиевской ленты.

– Здравия желаю. – Он козырнул прибывшим. – Я Козерог, командир батальона «Марс». Поступаете в мое распоряжение. Здесь, на митинге, получите оружие. Потом на базу. А вечером в бой. Как с парада сорок первого года. Следуйте за мной.

Все соскочили на землю, протискивались за командиром туда, где близко к трибуне выстроилась цепь ополченцев. Пятнистые, поблескивая автоматами, в стальных касках, они были похожи на тритонов. Рябинин, стараясь запомнить удачное сравнение, стал в строй.

На трибуне скопились военные, гражданские, все с георгиевскими лентами на груди. Выступал плечистый, бритый наголо военный с рыжей косой бородой, скрывавшей глубокий шрам. Этот шрам мешал ему говорить, и он с силой выталкивал причинявшие боль слова: