Убийство городов

К кресту приложился осетин Мераб. Его одутловатое, с синей щетиной лицо стало похоже на лицо младенца, что держала на руках Богородица. К кресту приложился калмыцкий казак Валерий. Его скуластое лицо стало вдруг беззащитным. Приложился серб Драгош, и губы его, когда он прикладывался к кресту, улыбались. Каталонец Аурелио сначала поцеловал висящий у него на груди католический крест, а потом, вытянув губы, поцеловал золотое распятие, словно сделал глоток золотого света.

– Рябина, а можно мне? – Чеченец Адам тихо спросил у Рябинина, кивая на крест: – Мне, мусульманину, можно?

– Конечно, – сказал Рябинин. Видел, как Адам приблизил к кресту лицо с рыжеватой бородкой. Закрыл зеленые глаза, словно крест слепил его. И прижался к распятию. И Рябинин вспомнил, как Адам пустил его в свою молитву, и они вместе, обнявшись, уносились в лазурь. Теперь Рябинин пустил чеченца в свой молитвенный свет, и они неслись всё в ту же лазурь.

Священник отдельно благословил Козерога, и они о чем-то тихо беседовали.

Рябинин вдруг подумал о доме, об отце и матери, которые в этот час собрались в гостиной. Мама наливает отцу заварку из большого чайника с красными петухами. Отец рассеянно отпивает из фарфоровой кружки, не спуская глаз с телевизора. На экране – горящие дома Новороссии, подбитые танки, по улицам Донецка мчится «КамАЗ» с ополченцами, и в кузове вдруг мелькнуло лицо их сына.

Ему стало больно. Он был виноват перед ними. Уехал, не сказав куда. И, быть может, сегодня его убьют, и они получат страшную весть, и посыльный скажет, где они могут увидеть гроб с телом сына.

Рябинин достал телефон и позвонил домой. Подошла мать:

– Коля, что же ты не звонил? – принялась она его упрекать. – Мы с отцом волновались.

– Извини, мама. Такое море! Такие друзья! Здесь так замечательно!

– А у отца вчера давление подскочило. Насмотрелся по телевизору, как в Донбассе русских убивают. Когда возвращаешься?

– Не хочется уезжать. Здесь хорошо.

Мимо Рябинина проходили два ополченца, что-то сердито говорили друг другу. Один уронил гранатомет, и тот со звоном упал на пол.

– Что там за шум? – спросила мать.

– Собираемся в холле, пойдем к морю.

Рябинин увидел, как Козерог, отойдя от священника, вышел на середину казармы. И прежде чем тот открыл рот, выдыхая команду, Рябинин успел произнести в телефон:

– Люблю тебя и папу! Очень люблю!

Выключил телефон, слыша, как зычно, растягивая гласные, комбат скомандовал:

– Батальон! Подъем! На выход, с оружием!

Кругом гремело. Топотали ботинки. Все устремились к выходу. Батальон «Марс» строился во дворе казармы.

Глава 16

Они погрузились в машины. Десяток ополченцев уселись в автобус, занеся в него пулеметы. Этой группой руководил замкомбата с позывным: «Федя Малой», курносый крепыш с гранатометом. За его спиной, словно заостренные солнечные лучи, торчали стрелы гранат. В маленький грузовичок поместился расчет минометчиков с трубой миномета и завернутыми в тряпицы минами. Рябинин с товарищами забрался в кузов «Газели», а Козерог занял место в кабине и оттуда крикнул:

– За мной! Колонной! Дистанция десять метров!

Машины покатили в раскрытые ворота, мимо бетонной стены с надписью: «На Киев!» Рябинин, оглянувшись, увидел на ступенях казармы Матвеевну, которая горько махала им вслед.

Солнце садилось. Они выехали из города и катили в предместьях, среди малоэтажной застройки. В домиках блестели стекла. В садах краснели яблоки. Некоторые дома были разрушены, и в проломы крыш било низкое солнце. На асфальте виднелись выбоины, оставленные снарядами, и машины их огибали.

Проехали блокпост. Козерог из кабины небрежно махнул рукой. Ополченцы, дежурившие на посту, отвечали небрежными взмахами.

Потянулись пустыри, разбитая бензоколонка, поваленная высоковольтная вышка. Сквозь чахлые лесопосадки виднелись поля. За ними что-то бесформенное, дымное, в железном тумане, дышало, вздрагивало, издавало глухое уханье.

– Аэропорт! – высунулся из кабины Козерог. – Батальон «Восток» опять атакует. Но нам туда не надо. Наша пушечка в стороне. Мы ее прихватим малой силой.

Еще один блокпост преградил дорогу. В бетонных капонирах стояли пулеметы. Траншеи пересекали обочины. Над мешками с песком трепетал флаг Донецкой республики. Алое поле с синим Андреевским крестом. В кювете лежал на боку обгорелый автобус. Козерог и Федя Малой вышли из машин, достали карту, и ополченец в бронежилете что-то им объяснял. Тыкал в карту, показывал на далекие посадки. Было видно, как пот течет из-под каски.

Подошел ополченец, горбоносый, в «бандане», с чернявой цыганской бородой и серебряным кольцом в ухе.

– Вроде подбитый? – Рябинин кивнул на сгоревший автобус.

– Да укры заблудились. Сдуру или по пьянке выскочили на блокпост. Из окна своим флагом машут. Увидели наш флаг, и хлобысть из автомата. А Егорыч их гранатометом достал. Все шесть укропов «двухсотые», жмурики. Мы их вон там закопали.

Цыган с серьгой кивнул на близкую пустошь, где бугрился пепельный бугор. Рябинин видел, как над могилой стеклянно струится воздух.

Подошли Козерог и Федя Малой. Ополченец в каске их наставлял: