Убийство к ужину

Тереза Ферро предстала перед ним впервые. Конечно, в ее лице угадывались черты сходства со старшей сестрой, однако впечатление она производила совсем иное. Было в ней что-то изящное и хрупкое. Длинные каштановые волосы высоко подняты и заколоты, карие глаза выразительно подчеркнуты сдержанными тенями. Стройное тело казалось почти костлявым, облаченное во все черное: шаровары из тонкого льна и полупрозрачную шелковую блузу дополняла черная переливчатая шаль на плечах. Ее траур по отцу оказался строже, чем у сестры. Единственным цветовым пятном во всем туалете были большие медные серьги, подернутые зеленоватой патиной, в форме птиц с этрусскими мотивами. Клуфтингер распознавал искусство этрусков после того, как жена уговорила его на недельную автобусную экскурсию в Тоскану, во время которой экскурсоводша не переставала чирикать о «фантасмагоричности художественной культуры этих загадочных племен». На груди Терезы красовалась брошь с теми же зелеными птичьими мотивами, к которой притягивали взгляд пламенеющие красные камушки, изображавшие глаза птиц. Зная, что она художница, Клуфтингер вполне обоснованно предположил: эти ювелирные изделия вышли из-под ее руки.

В отличие от сестры, которая и сегодня явилась в темном деловом костюме, весь облик Терезы выдавал натуру артистичную и неординарную. Роскошные волосы, вроде бы собранные в строгую прическу, на самом деле оказались с небрежной легкостью схвачены на затылке деревянной заколкой, вероятно, тоже созданной по собственным эскизам. Стиль ее одежды Клуфтингер определял — когда бывал раздражен — как стиль «бабы, сдвинутой на экологии». Каждой осенью эти создания слетались в его деревню, вероятно, для пополнения своих гардеробов и годового запаса ароматических палочек. Правда, Тереза Ферро не совсем подходила под это определение, тем не менее она всем внешним видом явно демонстрировала свой независимый образ жизни, отличный от типично бюргерского старшей сестры.

— Добро пожаловать в Альгой, госпожа Ферро. Примите мои искренние соболезнования, — приступил Клуфтингер. — К сожалению, мне придется задать вам ряд, возможно, тягостных для вас вопросов. Тереза, скажите, какие отношения у вас сложились с отцом?

— Папа, он был для меня… он был моей семьей.

Выслушивая ответ, Клуфтингер краем глаза следил за старшей сестрой, однако не заметил никакой реакции.

— Он стал для меня всем, после того как мать настояла на разводе и уехала в Южную Америку. Сначала мы узнавали о ней из писем, которые она присылала. Потом письма приходили все реже, и наконец мы совсем перестали их получать.

— То есть в настоящее время вы не знаете, где живет и чем занимается ваша мать? — подвел черту Клуфтингер.

— Нет. Знаю только то, что она встретила мужчину, который живет в Эквадоре, в какой-то коммуне, обособленной от внешнего мира. Из ее последних писем стало ясно, что и сама она сильно изменилась, — смущенно ответила Тереза.

— И заботы о вас взял на себя отец?

— Вообще-то к тому времени я была уже почти взрослой. Но папа всегда понимал меня. С ним я могла говорить обо всем. Правда, он редко появлялся дома. Зато баловал нас подарками. Он был самым замечательным отцом на свете!

Клуфтингер увидел, как в ее глазах заблестели слезы.

— После школы он оплачивал мою учебу в школе искусств во Флоренции. Он часто навещал меня в Италии, а когда мы стали встречаться с Джузеппе, не моргнув глазом дал сто пятьдесят тысяч марок на покупку старого крестьянского дома за городом. Знаете, мне ведь требовалось большое помещение для мастерской. Первое время мы с мужем с трудом зарабатывали себе на жизнь нашим искусством, а отец всегда нас поддерживал. А как он любил Карлу и малыша Энцо! Это мои дети, господин комиссар. Он буквально расцветал, когда видел их, своих маленьких ангелочков, как он их называл. У него светились глаза. Он был нежным и ласковым дедушкой и очень гордился внуками.

Во время их разговора Юлия Вагнер нервно ерзала в кресле — это не ускользнуло от внимания Клуфтингера, — но тут она уже не сдержалась.

— Ах, ласковый дедушка, да? Замечательный отец, да? Лучший на свете? Тереза, ты все такая же наивная дурочка! — взвилась она. — Да он просто покупал твою любовь своими деньгами, когда понял, что у нас с матерью это не прокатит! Ты всегда оставалась романтичной дурехой, и он прекрасно знал: тебе его не раскусить.

Слезы полились из глаз Терезы, и она в отчаянии выкрикнула:

— А вы всегда были несправедливы к папе, ты и мать! Он работал день и ночь, чтобы дать вам все, а вы этого не ценили! Мама постоянно пилила его и называла неудачником из-за того, что нам пришлось переехать в Альгой. А ведь его просто подставили там, в Кёльне! И здесь он старался нас всем обеспечить. А мать развелась с ним, поскольку считала, будто он уже не так хорош для нее!