Лено называет советское дело против Котолынова и других обвиняемых «фабрикацией» и «амальгамой»[45]
(Л 529). Он не делает попыток доказать это. Как мы покажем обстоятельно в настоящем исследовании, есть огромное количество свидетельств, подтверждающих вину Котолынова. Ни одно из них, за исключением его собственных опровержений, не подтверждает его невиновность. Опровержения обвиняемого не имеют большого веса, когда его обвиняют многие другие, как это обстоит с Котолыно-вым. А его собственные опровержения являются надежным доказательством того, что он не подвергался пыткам. Нет также никаких доказательств того, что те, кто давал свидетельские показания против него, подвергались пыткам или угрозам.На с. 544 Лено критикует эмигранта Вальтера Кривицкого из Советского НКВД за «.. абсурдность представления свидетельских показаний с одной из сталинских пародий на суды, как установленный факт». Кривицкий, бесспорно, виноват, ибо он совершил ту же самую ошибку, что и Лено. Кривицкий принял свидетельские показания Московского процесса, даже не попытавшись проверить их, в то время как Лено попросту отвергает их. Больше виноват Лено, так как мы сейчас имеем гораздо больше свидетельств о Московских процессах, чем было доступно во времена Кривицкого. Кривицкий тоже фальсифицировал факты в своей книге[46]
. Не пытается Лено и оправдать применение им выражения «пародия на суд». Это еще один пример «допущения того, что следует доказать».На той же странице (Л 544) Лено ссылается на «…фабрикацию диктатором дела против зиновьевцев во время последующего расследования». Лено предполагает, что дело против зиновьевцев было «сфабриковано». Он приводит любые, какие только есть, доказательства того, что так и было. На с. 551 Лено говорит, что допрос Николаева 14 декабря и показания на суде 29 декабря были «очевидно искажены», при этом слово «очевидно» заменяет доказательства и аргументы.
Лено совершает ошибку «подмены посылки желательным для себя выводом» очень часто. На самом деле все его исследование базируется лишь на этом значительном, но ложном выводе. Он никогда не приближается к доказательству отстаиваемой им точки зрения, что Николаев был «убийцей-одиночкой». Наоборот, он молча отказывается от таких попыток в начале своей книги, а потом основывается на суждении, а не на фактах.
Мы могли бы рассматривать примеры подмены посылок выгодными для себя выводами со стороны Лено «передергиванием», в том смысле, в котором этот термин используется в игре в карты. Любая попытка исследователя «подменить посылку желательным для себя выводом», утверждать то, что нуждается в доказательстве, представляет собой молчаливое признание провала, признание того, что он не может доказать собственную версию и вынужден надеяться на то, что его читатели так или иначе не заметят этого. Лено выбрал гипотезу, которая на основании свидетельств, которые он приводит, и других свидетельств, которых он не приводит, должна быть отвергнута как ложная. Ему следовало действовать, как должны действовать честные исследователи в поисках истины: когда вашей гипотезе противоречат факты, отбросьте эту гипотезу и рассмотрите другие. Какова бы ни была причина Лено, он предпочел не делать этого, и в этом случае провал — неизбежный результат.
Николаев и остальные подсудимые на декабрьском 1934 г. процессе об убийстве Кирова обвинялись в принадлежности ленинградскому центру подпольной зиновьевской оппозиционной организации, которая была связана с центром в Москве. Существование таких заговорщических организаций, конечно, опровергло бы гипотезу Лено о том, что Николаев был «убийцей-одиночкой». Лено отрицает, что эти законспирированные центры вообще существовали.
На кону гораздо больше, чем просто вопрос о том, был ли убийца Кирова Николаев «убийцей-одиночкой» или он был членом тайной организации. Убийство Кирова было главным вопросом на всех трех публичных Московских процессах. Тропинка от конспиративной организации, базирующейся в Ленинграде, к ленинградскому центру, с которым связывался и который потом возглавил московский центр, привела следователей НКВД к раскрытию большой сети связанных между собой конспиративных оппозиционных организаций, что завершилось «делом Тухачевского» и так называемым «большим террором» 1937–1938 гг.
Официальная позиция Советского правительства с эпохи Хрущева, Российского правительства сегодня и всех писателей антикоммунистов и троцкистов выражается в том, что никогда не было таких тайных организаций. Утверждается, что все эти процессы, обвинения, казни и лишения свободы были сфабрикованы по «сценарию» Сталина и его сторонников, а все обвиняемые и осужденные из этих организаций были невинными «жертвами сталинизма». Такой же позиции придерживается и Лено.