Убийство матери

Анжелика вспомнила, как она спасала Олечку. От старшей группы восьмиклассников. Олечка отказалась отдать им свой ужин. И должна была за это поплатиться. Анжелика прятала её до позднего вечера. А потом пошла домой. Взбесившиеся подонки отыскали Олечку и жестоко избили. Они били её головой о стену. На следующий день Олечка по секрету рассказала об этом Анжелике. Которой пришлось думать о своей безопасности. И она промолчала. Это дало ей возможность продолжить службу спасения. Если бы не промолчала, скорее всего, поплатилась бы вместе с Олечкой. В детском доме приходилось рассчитывать только на авторитет педагогов. Анжелика придумала выдать себя за дзюдоистку. Хотя никогда их в глаза не видела. Дети как будто верили, но от старшей группы не спас бы никакой миф. На мифы воспитанники реагировали голым практицизмом. На дзюдо – кулачным боем. Они руководствовались девизом трёх мушкетёров и теорией Дарвина. Их научила не наука и не литература, а жизнь в детском доме. Она сплотила и надоумила. Младшие должны делиться со старшими. Старшие всегда правы, потому что сильнее. Они определяют Закон детского дома, они учат младших. Старшие помогают, бьют, наказывают, награждают, издеваются. Младшие подчиняются, пока не станут старшими. В Законе нашлось место для воспитателей и для директора. Воспитатели и директор не мешают старшим править Закон.

Воспитатели и директор мешали по мере необходимости и по мере сил. Необходимости было много, а сил – мало. У детей был свой Закон, а у государства – свой. Оно выделяло деньги сиротам, обделённым судьбой несчастным детям. Оно учило, одевало, обувало, развлекало, лечило, трудоустраивало, защищало от педагогов. Не давало умереть с голоду ни детям, ни воспитателям. Воспитатели под руководством директора силились навязать свой Закон. Они определяют жизнь детского дома, потому что имеют право. Они сильные, благородные, умные, опытные. Красивые, наконец. Они добрые и щедрые. Строгие и справедливые. Работа и жизнь в детском доме сплотила их и надоумила. Дети не возражали, пока Закон воспитателей им не мешал. Шла героическая борьба между тремя Законами за спиной общества, которое ни о чём не подозревало. На эту героическую жизнь Анжелику обрёк МОСОБЛОНО. По её просьбе, институт отправил документы в ГУНО. А оттуда, вслед за пропиской, они отправились в Московскую область. Там французского языка они не нашли и осели в детском доме. Возражать было бессмысленно: МОСОБЛОНО и ГУНО – не Педагогический институт. Разница заключалась в том, что в МОСОБЛОНО и ГУНО были все начальники, а в институте – трудящиеся. Вслед за документами Анжелика отправилась в Лобню. Против которой она, впрочем, ничего не имела. Потому что Лобня не хуже многих других подмосковных городов. Хотя нет. Разница в том, что там есть детский дом.

Из окон детского дома Анжелика смотрела на прохожих, которые шли по обыкновенной русской жизни. Они не подозревали о той героической жизни, которая бурлила в детском доме. О больницах знали, о тюрьмах подозревали, о сумасшедших домах догадывались. А о детских домах не подозревали и не догадывались. Анжелика рассматривала прохожих и придумывала стихи о русских жизнях:

Жизнь – как кошмарный сон,
Как на тарелке слон,
Вместо души – картон,
Вместо ума – погон.

Есть свой царёк – приказ,

Есть свой божок – паяц,
Лозунг есть: «Глаз да глаз»,
Где же народа глас?

Видишь погон – дрожи,

Раньше всех доложи,
Весь, как в дерьме, во лжи,
Бобик, Полкан, служи!

Голос подать – не смей,

Правду сказать – не смей,
Джинсы урвать – смелей,
Э-ге-ге-ге-гей!

Лучший учитель – страх,

Рубль отымут – крах,
А в Магадане – мрак…
Мигом отыщут брак.

Это не драма – фарс,

Это не виски – квас.
Прячется Карабас
И караулит вас.

Жизнь оторвать от сна —

Степь впереди видна.
Рядом лежит страна,
Видит свой сон она…