Я уже заканчиваю последний круг, когда на террасе появляется Филип. Он горит желанием помочь мне расселить наших гостей – распределить их между его домом, моим и двумя островными гостиницами. В брюках с высокой талией и в накрахмаленной белой рубашке, сегодня он выглядит так, будто вышел из пьесы Ноэла Кауарда[15].
– Присоединяйся ко мне, – зову я его.
– Не могу. У доктора будет удар.
– Вечно ты портишь другим настроение.
– Если я буду плавать, у меня пострадает слух. – Филип хлопает по своему уху, затем жестом предлагает мне продолжать, и я заканчиваю круг. Моя кожа светится после тренировки. Полчаса в воде избавили меня от жизненных невзгод. Я заворачиваюсь в полотенце и иду к Филипу.
– Ты похожа на нимфу, скользящую по волнам, – говорит он.
– В моем возрасте – уже, наверное, на крокодила.
– Чушь. Я хоть сейчас сбежал бы с тобой. – Мой давний друг улыбается, но я вижу, что он встревожен.
– В чем дело, дорогой? Ты эти дни сам не свой.
– Надо было рассказать тебе раньше… – Фил мгновение колеблется. – На прошлой неделе Томми позвонил мне на виллу; он был дико расстроен разрывом с Амандой. Жаль, что я невнимательно его слушал. Я, конечно, не сказал, что на ней свет клином не сошелся, но уж больно он меня достал.
– Может, он давно в депрессии, просто уход Аманды стал для него последней каплей…
– Вот я этого и не понял. – Филип опять устремляет на меня взгляд. – Ты думаешь, это он расправился с ней?
– Что бы там ни случилось, ты в этом не виноват.
– Зря ты так легко меня прощаешь. – Он касается моей руки. – Мальчик обратился ко мне за советом, но я не стал мудрее за прошедшие годы. Отказ ранит меня так же, как и в юности. Я жалею, что не утешил его, но это большая работа – вести себя по пути истинному.
– Не суди себя строго; мне трудно представить, чтобы ты плохо к кому-то относился. За все эти годы ты оказал нам с Джаспером огромную поддержку.
– Какая же ты добрая, Ви… Если б у тебя была возможность вернуться в прошлое, в какое время своей жизни ты перенеслась бы?
– Когда дети были маленькими, наверное. А ты?
– В период сразу после окончания актерской школы, когда я ничего не зарабатывал и играл в небродвейских спектаклях. Вчера мне приснилось, что я опять в крохотном театрике и играю в «Вишневом саде». Я был бесподобен.
– Я так и вижу тебя молодым, красивым трагиком.
Чмокаю Филипа в щеку и оставляю его пить мятный чай, а сама поднимаюсь наверх, чтобы одеться. Для обороны от жары Мюстика я всегда выбираю светлые тона. Вот и в это утро надеваю белые льняные брюки и легкую голубую рубашку, завершая наряд ниткой агатовых бус. Мой друг, судя по всему, доволен тем, как я выгляжу – вероятно, для него отступление от элегантности было бы смертным грехом, – однако на наш разговор бросает тень пожар на вилле Фортини. В воздухе все еще витает запах горелого дерева, и до сих пор не верится, что такой прекрасный дом превратился в руины. Я заставляю себя сконцентрироваться на вечеринке в честь Лили, вместо того чтобы переживать из-за того, на что я не в силах повлиять.
– Приедет около полутора сотни гостей. Половина прилетает на частных самолетах.
– Тебе не кажется, что это перебор, а? – прищурившись, спрашивает он.
– Джозефина и Джорджия прилетают на следующей неделе, чтобы помочь нам, благослови их господь. Каждая может разместить на своей вилле по двадцать человек, еще четырнадцать забирает «Светлячок», еще тридцать – «Хлопковый склад». Уверена, остальных мы раскидаем по виллам друзей, как ты думаешь?
Мы обсуждаем, как организовать комитет по встрече в аэропорту и украсить здание в виде ночного неба, чтобы гости попали в праздник сразу после приземления, и тут я замечаю, что по лужайке бежит человек. Со свирепым выражением на лице Хосе Гомес хватает меня за руку и вынуждает подняться. Он тянет меня к ступенькам, как будто ему нужно что-то мне показать.
– Хосе, что ты здесь делаешь? У тебя же выходной.
Он издает гортанный звук, но продолжает тащить меня к лестнице, ведущей на пляж, пока на помощь не приходит Филип.
– Прекрати немедленно! – говорит он садовнику. – Ради всего святого, что случилось?
Молодой человек выпускает мою руку и пятится, в его глазах ужас. В этот момент появляется Уэсли.
– Иди домой, Хосе, – велит мой дворецкий. – Я завтра с тобой побеседую.
– Что с ним такое? – спрашивает Филип. – На прошлой неделе он точно так же поступил со мной, когда я завтракал.
Хосе уже идет прочь между деревьями. Я до сих пор не знаю, кто проник на мою виллу и оставил коралл у комнаты Лили, однако поведение Хосе выглядит странно, и я поневоле начинаю подозревать, что он к этому как-то причастен. У него было много возможностей наблюдать за Амандой в саду по соседству, и я знаю, что он преследовал Филипа и меня. Мой взгляд опять обращается к вилле Фортини, пока Уэсли и Филип обсуждают поведение садовника. Опаленный остов дома выглядит еще мрачнее, и мои воспоминания о том, как мы там устраивали вечеринки у бассейна и танцевали в саду, превращаются в пепел.
– Я бы позвонила Соломону, – говорю я Филипу.
– Отличная идея, надо разобраться в этом.