Я отвлекаюсь, когда Филип пихает меня. Лили приходит вместе с Соломоном, они опаздывают; детектив надел куртку поверх формы, и я никогда не видела, чтобы Лили было так комфортно в обществе мужчины. Они садятся рядышком на скамью сзади. Чтобы удержать интерес Лили, мужчина должен быть достаточно умным, и вполне возможно, что Найл смог бы выдержать ее независимый характер. Однако я не должна вмешиваться. Если Лили почувствует, что ее подталкивают, она наверняка побежит в противоположную сторону.
Пастор Боакье обращается к нам, и мои мысли возвращаются к жертвам. Священник призывает нас воспеть их жизнь, оплакивая их безвременную кончину. Я снова перевожу взгляд на доктора Пейкфилда; он смотрит в свой сборник гимнов, но его губы плотно сжаты, в то время как остальные поют «Великую благодать». Его манера держаться все еще настолько неловкая, что мне трудно представить доктора достаточно уверенным в себе, чтобы атаковать кого-то.
Музыка не трогает меня до тех пор, пока одна девчушка из Лоуэлла не запевает африканскую молитву под аккомпанемент только птичьих трелей. Ее чистый голос распахивает мою душу, и я вдруг начинаю оплакивать принцессу Маргарет и давно ушедших родственников, а также Аманду и Томми, чувствуя, как Филип сжимает мою руку. Мой друг сдерживает слезы, как и все, кроме Кита Белмонта, которого я замечаю только что. Он сидит в конце нашей скамьи, его глаза спрятаны под темными очками. Я вспоминаю, как он утверждал, будто вновь обрел веру, вспоминаю его уродливый золотой крест на шее, однако язык его тела пугает меня. Он абсолютно неподвижен, как змея, приготовившаяся к броску.
Глава 33
Длившаяся час служба заканчивается, и все встают. Найл наблюдает за людьми. Кит Белмонт уходит первым; он приветствует сержанта сдержанной улыбкой, прежде чем выйти. Лили утешает свою подругу Сашу Милберн, коротая эмоциональнее всех проявляет свои чувства. Странная привычка рыжеволосой наблюдать за населением острова мешает Найлу исключить ее из списка подозреваемых, однако в настоящий момент, когда она захлебывается рыданиями, потребовалось бы очень богатое воображение, чтобы представить ее убийцей.
Люди не спешат расходиться – кроме Хосе Гомеса. Найл замечает его за толпой, и садовник леди Ви отводит взгляд. Прежде чем детектив успевает пробраться к нему, он скрывается за деревьями, оставляя Найла со списком неотвеченных вопросов. Персонал «Хлопкового склада» заранее сервировал в тени слоновьего дерева прохладительные напитки, оплаченные леди Ви. Все это напоминает шикарную вечеринку в саду, и сегодня на пляже Британния-Бэй будут музыка, выпивка и танцы. Такова освященная веками традиция на Мюстике – воспевать жизнь умерших вечеринками, а не унылыми похоронами.
Найл идет к выходу, когда его останавливает пастор Боакье.
– Соломон, могу я поговорить с вами? – Мелодичный западноафриканский говор звучит у него как обычно, однако сам он выглядит более напряженным.
– Конечно, отец. Давайте найдем укромное местечко.
Пастор ведет его прочь от церкви, под сень древовидных папоротников. Найл обращает внимание на то, что манеры Боакье изменились. Жесты стали дергаными, на верхней губе блестит пот. Пастор достает носовой платок и промокает лоб, прежде чем заговорить.
– Я должен был сказать об этом раньше. В воскресенье ночью, примерно в два часа, Томми пришел ко мне в хижину.
– В ту ночь, когда сгорела вилла Аманды.
– Он говорил сбивчиво, одежда была обожжена. Он сказал, что на него кто-то набросился. Что они оставили на его участке проклятье, вырезанное на кусках коралла. Томми выбросил их, но я видел, что он мучается. Я решил, что кто-то навел на него проклятье обеа, чтобы ему не было покоя. Он продолжал что-то бормотать о коралле. Сказал, что коралл умирает, как и он сам.
– Что вы сделали?
– Мало что, – отвечает пастор, на мгновение зажмуриваясь. – Томми сказал, что ему страшно умирать, но через какое-то время он, как мне показалось, успокоился.
– Он что-нибудь еще говорил о своих проблемах?
– Сказал, что напавший на него ненавидит кораллы. Он хочет, чтобы все они умерли. Я спросил, кто напал на него, но Томми был слишком напуган, чтобы назвать имя.
– Бессмыслица какая-то…
– Я настоял, чтобы Томми ночевал у меня, чтобы не оставлять его одного, пока он в неуравновешенном состоянии. Я постелил ему на диване, но к утру он исчез, бросив дверь открытой. Это тоже встревожило меня.
– Почему?
– Закон обеа похож на старые верования в Нигерии. Там считают, что нужно оставлять дверь или окно открытыми, чтобы злые духи могли свободно покинуть дом, не попав в ловушку. Зря я не просидел рядом с ним до утра. Это могло бы спасти ему жизнь.
– Вашей вины в этом нет. Если кто-то желал ему смерти, они все равно убили бы его.
Священник явно поражен.
– Вы думаете, это не самоубийство?
– Я детектив, отец. Я ни в чем не уверен, пока не докажу это.