Убийство на острове Мюстик

Краем глаза я вижу Соломона. Он явно страдает от боли; его красивое лицо покрыто испариной, как и прошлой ночью, когда я думала, что он умирает. Соломон проявил исключительную отвагу, и мне хочется помочь ему получить признание. Однако тяжело встречаться взглядом с Филипом, когда во мне кипит гнев.

Филип в камере пересаживается на жесткий пластмассовый стул прямо напротив меня; он всего в нескольких метрах. Все это очень похоже на съемочную площадку нового блокбастера, где маститая кинозвезда обвиняется в преступлениях, которые она не совершала, и мне ужасно жаль, что правда не так проста. На его лице такая мука, что я поддаюсь порыву и просовываю руку сквозь прутья решетки – и он тут же тянется к ней.

– Прости, Ви. Я догадался, что ты близка к правде, потому что ты всегда была проницательной. Я просто хотел сбить тебя с пути на некоторое время, чтобы успеть сбежать на лодке. Но теперь я все потерял…

– Я должна понять, почему ты все это сделал. Из-за чего-то в твоем прошлом?

Судя по виду, он вот-вот заплачет.

– Моя семья распалась, но я не могу винить их за все мои беды. Я родился с темной душой. Когда мне было пятнадцать, я пытался задушить одного из своих братьев, но отец оттащил меня. Они никогда меня не слушали. Я так на это злился, что физически причинял боль всем, кто оказывался у меня на пути. Когда я набросился на одну из сестер, меня отправили жить к дядьке. Меня били почти каждый день. Я стал прогуливать школу, пристрастился к наркотикам, стал совершать мелкие преступления…

– Какой ужас.

– Во мне что-то выключилось. Я был вынужден бежать, и игра позволяла мне становиться кем-то другим. Однако ущерб уже был нанесен. Я видел, что люди боятся меня, и эта власть опьяняла. Мне было плевать, скольких я растоптал на своем пути. Я уже не контролировал боль и жестокость, что сидели во мне.

– Мне довелось увидеть только твою светлую сторону, да? – Я делаю паузу. – Ты планировал пойти на «Морской грезе» в какое-то конкретное место?

– В Венесуэлу или в Эквадор. Я мог бы исчезнуть в горах… – Его голос затихает, и наступает тишина.

– Филип, расскажи, как все произошло. Возможно, от этого тебе станет легче.

Неожиданно он убирает руку, садится прямо и вскидывает голову, словно под прожектором.

– Сначала мне здесь очень нравилось. Я был большой шишкой, получал главные роли, присутствовал на всех вечеринках. Но все изменилось, когда приехала Эмили Колдер. Она была из нью-йоркской знати, до умопомрачения обворожительная; я сразу влюбился в нее. Однако для нее я был грязным мальчишкой с нищей фермы. С первого дня она смотрела на меня свысока.

– Ты ошибаешься, Эмили была очень расположена к тебе.

– Люди только и говорили что о ее коралловом проекте, как будто больше ничего не имело значения. Она была всеобщей любимицей.

– Ты за это и убил ее?

– Я любил ее, а она отвергла меня. Мне надоело вечно чувствовать себя вторым сортом. Люди игнорировали меня из-за недостатка аристократизма, всегда осаживали, никогда не давали те роли, что я хотел. Вот поэтому я и восхищался тобой и Джаспером. Вы – аристократы, а обращались со мной с уважением.

Филип продолжает; ощущение изгоя перекликалось в нем с детскими страданиями, подталкивая к сопротивлению. Эмили Колдер отвергла его ухаживания, поэтому он подстерег ее и задушил. Дождался, когда весь остров заснет, затем дотащил тело до моря и оставил на песке ее сложенное платье.

– Лили с друзьями приглашала меня везде до тех пор, пока не начала работать над коралловым проектом Эмили. Она знает, что я не умею нырять, но наплевала на это. Молодые и красивые, они предпочли проводить время на этой чертовой лодке, а меня оставляли в одиночестве. Они отвернулись от меня, все до одного.

– Начиная с Аманды Фортини?

– Она запала на меня после двух уроков французского, а потом отвергла так же быстро, как Эмили. На самом деле ей просто хотелось тусоваться с молодыми парнями и нырять к проклятому рифу. История повторялась, и во мне опять вспыхнула ярость.

– А что насчет Томми Ротмора?

– Я думал, он догадался обо мне и Аманде, поэтому рассказал ему о том, что оставил ее тело под водой. Я пытался покончить с ним в летнем домике Фортини, но он сбежал. И поймать его мне удалось только тогда, когда я поджег виллу Фортини. Пожар помог избавиться от телефона Аманды, ее фотоаппарата и идиотских любовных писем, что она слала мне вначале. Еще я развесил ее фото у него на стене.

– У тебя не было надобности нападать на Сашу Милберн или вламываться к Киту Белмонту.

Его глаза гневно блестят.

– Саша постоянно следила за людьми и записывала все в свою дурацкую книжку, поэтому я вырвал те листки, где было обо мне. Я отдал записную книжку доктору, потому что она написала об их перепихе. Чтобы заставить его молчать, я сказал ему, что скопировал все страницы. Я не мог рисковать – нельзя было допустить, чтобы он проболтался о том, что видел меня на «Морской грезе». Наша дружба с Китом Белмонтом рухнула, когда он помешался на спасении кораллов, как и все остальные. Это было мое предупреждение ему.