Убийство на пляже

Карен слышит голос Данверса так четко, как будто он стоит у нее за спиной: «Ключ к сюжету — жена. Найди жену и разговори ее».

66

Марк Латимер бежит так, будто за ним кто-то гонится. Или он за кем-то гонится. Это не размеренный, наполненный смыслом бег Бэт во время пробежек, а беспорядочная и бесцельная гонка вприпрыжку. Только оказавшись на пляже Харбор-Клифф, он соображает, что подсознательно все это время направлялся именно сюда. Он находит пустынную полоску берега между лужами, оставшимися после прилива в камнях, и замирает как вкопанный.

Оранжевое небо покрыто полосками черных, словно закопченных, туч, вдоль горизонта горит вечерняя заря. Марк в ярости грозит кулаком этому причудливому закату.

— Почему? — вновь и вновь задает он один и тот же вопрос, хотя, если бы здесь оказался кто-то, кто мог его услышать, ему было бы очень трудно разобрать, что он кричит. Это слово превратилось в какой-то звериный вой. Марк швыряет камни в море, пока от напряжения не начинает болеть рука. Ярость вырывается из него мощным и быстрым потоком, но от этого не становится меньше. Когда камни заканчиваются и под ногами остаются только мелкая галька и песок, Марк падает на колени и рыдает. Соленая морская вода насквозь пропитывает его джинсы и туфли.

Он должен возвращаться домой, к Бэт. Он нужен ей. Он нужен и Хлое. Но мысль о том, чтобы снова оказаться в этом женском мире домашней работы и уюта, вызывает у него протест. Он должен действовать. Он звонит Бобу Дэниэлсу, единственному другу, который остался у него в органах правопорядка, и предупреждает, что направляется в участок. Он сбрасывает вызов до того, как Боб успевает спросить, зачем он сюда идет.

Вечер теплый, и джинсы его быстро сохнут, оставляя на икрах белые полоски соли.

Подойдя к набережной, он останавливается на приличном расстоянии от круглого здания участка, и абстрактные страхи начинают обретать конкретную форму: где-то здесь сейчас находится убийца его Дэнни.

Боб ждет его на ступеньках. Вместо дружеских объятий они хлопают друг другу в поднятую вверх ладонь.

— Господи… — говорит Марк. — Джо. До сих пор не могу поверить.

Он качает головой, и в этом жесте кроме злости угадывается еще один подтекст: не думал, что в нем есть такие наклонности. Марк знает, что сейчас они думают об одном и том же.

— Я должен его увидеть, — говорит Марк. — Хочу посмотреть ему в глаза.

То, о чем он просит, означает для Боба немедленную отставку, а ведь ему нужно кормить свою семью. Марк это понимает, но все равно не может ничего с собой поделать.

— Дружище… — Обращение это подкреплено двадцатилетней историей их отношений, каждой выпитой вместе пинтой пива, каждой игрой на футбольной площадке. Их детьми, женами, их жизнью. — Ради Дэнни.

Боб оглядывается через плечо.

— Обойди сзади, — говорит он, качая головой, как будто сам не верит в то, что делает это. — Я могу впустить тебя через черный ход. Никто не должен об этом знать, иначе мне конец.

Это самый значительный поступок, который ради Марка делает другой человек. И он надеется, что вся мера его благодарности написана на лице, потому что он не настолько доверяет себе, чтобы произнести это вслух. Дверь, которую открыл Боб, ведет через длинный коридор с бледно-желтыми стенами и резким запахом дезинфекции вниз, к камерам. Марк пытается прикинуть логистику того, как сюда попал. Как Боб это сделал? Выключил камеры наблюдения? Блокировал систему сигнализации?

— Он в третьей камере, — говорит Боб, открывая раздвижную дверь. — Две минуты.

Это единственная занятая здесь камера.

Марк отпускает шторку окошка в двери, и та с громким стуком падает.

Джо Миллер в белом комбинезоне сидит на узкой койке. Он выглядит крошечным. Частично это объясняется обманом перспективы из-за ограничений смотрового окошка, но и без этого он как-то стал меньше. Он сейчас намного меньше того человека, которого Марк считал патетическим маленьким евнухом.

Сам Марк похож на темно-красного рычащего монстра на широкоформатном экране.

— Ты был нашим другом, — говорит он. — Ты приходил в наш дом.

— Прости меня.

Джо поднимает руки. В памяти Марка всплывает строчка из заключения патологоанатома: Дэнни стоял к нападавшему лицом. Это пустое бледное яйцо было последним человеческим лицом, которое его мальчик видел в своей жизни! От этой мысли Марк едва устоял на ногах.

— Я ужасно сожалею, — скулит Джо.

Лицо Марка уже мокрое от слез и слюны.

— Ты недостаточно мужик, чтобы убить своего мальчика? Так ты пришел за моим?

— Это был несчастный случай, — говорит Джо. — Я положил его на берегу, чтобы вы знали. А мог бы бросить в море.

Все, это уже предел того, что Марк в состоянии вынести.

— Ты хоть слышал, что сейчас сказал?

— Он пришел ко мне, потому что ты был для него плохим отцом. Потому что ты бил его.

— Не ищи себе этих долбаных оправданий! — Марк чувствует, как при этих с жаром сказанных словах что-то рвется у него в горле. — Это было единственный раз. А теперь я буду мучиться из-за этого всю жизнь.

Теперь Джо тоже плачет. Да как он смеет?!