Убийство на пляже

Однако по мере того, как Мэгги вчитывается в крупнозернистый текст, улыбка ее тает. Представшая перед ее глазами леденящая кровь история заставляет поверить в угрозы Сьюзен Райт. Теперь нет сомнений, что она знает людей, которые могли бы изнасиловать Мэгги или даже хуже. Но, умея профессионально писать текст, она в такой же степени умеет и читать между строк: в этой истории есть особый подтекст, слабое место, которым Мэгги без колебания не преминет воспользоваться.

– Это золото, Олли, – говорит она, – просто золото!

Она просит Олли отвезти ее на парковку автоприцепов. Ее вновь объявившейся бравады хватает пока только на это. Пока Олли ждет в машине, она громко стучит в стеклянную дверь трейлера номер три. Когда никто не отвечает, она липкой лентой приклеивает кое-что к двери снаружи: это конверт с ее именем на нем и логотипом «Эха Бродчёрча» в правом нижнем углу.

Вечером, когда Лил заезжает, чтобы забрать ее, она не может удержаться от довольной ухмылки.

– Чего это ты так радуешься? – спрашивает она, когда Мэгги усаживается на пассажирское сиденье.

– Я сделала ее, – просто говорит Мэгги.

Лил широко улыбается в ответ и наклоняется, чтобы поцеловать ее в щеку.

– Добро пожаловать домой!

Харди направил детективов собирать информацию о Поле Коутсе, и сейчас Миллер подытоживает все, что им удалось найти.

– До Бродчёрча три года был помощником викария в Дорчестере. Никаких нареканий. До этого – небольшая деревушка в Уилтшире. Поговорили с людьми из местной паствы – тоже все нормально, но потом я натолкнулась на одного из родителей, ребенок которого тогда был в младшей группе воскресной школы. По его словам, однажды Пол пришел на занятия немного навеселе и швырнул Библию в голову мальчика. Ребенка увезла скорая. А Пола потихоньку сплавили оттуда.

– Думаю, пришло время пригласить это духовное лицо к нам для небольшой беседы, – решает Харди.

Сначала разговор ведется в неформальной обстановке, при открытых дверях комнаты для допросов, и крутится вокруг того, когда Пол Коутс в последний раз пользовался лодкой Олли Стивенса.

– Я брал ее всего только раз, вероятно, где-то год назад. Я думал, что в моем нынешнем положении я буду – как бы это сказать? – в большей степени рыбаком, что ли. Поэтому взял лодку и удочку и, конечно, ничего не поймал. Впрочем, результат все-таки был: я прилично обгорел на солнце.

На губах Пола расцветает улыбка святого, и Харди готовится смести ее с его лица.

– Как давно вы посещаете собрания анонимных алкоголиков?

Это срабатывает. Улыбка сменяется выражением раздраженной досады.

– Понятно. Я публично высказал недовольство вашими просчетами с Джеком Маршаллом, и теперь вы мне это припомнили.

Но Харди не клюет на эту наживку.

– Ничуть. Почему Йовил?

– Потому что я имею право на приватность и не хочу сталкиваться со своими прихожанами. – Все самообладание Коутса испарилось в считаные секунды. – А почему вас это интересует? Это имеет отношение к делу?

– Вы пили в ночь смерти Дэнни?

– Я не пью уже четыреста семьдесят три дня. – Он поворачивается к Элли. – Он у вас всегда такой подозрительный?

– Сегодня он превосходит самого себя.

Харди хотелось бы думать, что Миллер принимает сторону подозреваемого, чтобы вселить в того чувство ложной безопасности, однако в душе он сомневается в этом. Вместо этого он сверяется с лежащим перед ним файлом.

– На месте вашей последней работы вы в нетрезвом виде напали на ребенка.

Коутс отвечает покорным тоном человека, который повторяет одно и то же оправдание много раз:

– Я не нападал на него, это была глупая шутка, которая не удалась. Он был вдвое больше меня.

– У вас нет алиби на ночь смерти Дэнни.

– Но зачем мне его убивать? Какую вы можете выдумать причину, чтобы я убил одиннадцатилетнего мальчика?

Харди нет необходимости выдумывать какие-то причины. Сколько убийц – столько и мотивов.

– Вы ведь не откажетесь предоставить нам образец ДНК, верно? – говорит он. – Буду очень вам благодарен, подождите здесь.

Уже выходя, он слышит, как Коутс говорит Миллер:

– Простите меня, но он – козел.

– Я в курсе, – отвечает она.

К удивлению Харди, на этот раз услышанное почему-то больно задевает его.

Когда он надевает латексные перчатки, взлетевшее облачко талька плавно оседает на черную рубашку Коутса. Викарий по его просьбе открывает рот для взятия мазка. Харди умышленно задает свой первый вопрос, еще не вынув ватный тампон из-за его щеки.

– Так что, религия взяла верх над выпивкой? Одно пристрастие заменилось другим?

Дождавшись, когда снова сможет говорить, Коутс пытается сохранять достоинство:

– Вы получаете удовольствие, стараясь вывести меня из себя? Что вы против меня имеете?