Убийство на Рождество. Для убийства есть мотив

Из «Адмирала» Мордекай Тремейн возвращался в глубокой задумчивости. Он не любил, когда исчезает романтика, а сегодня ему довелось увидеть, как она была вдребезги разбита. Зато теперь нашлось объяснение и поведению Карен Хэммонд в последние несколько дней, и ее обращению к нему в первый вечер по приезде в деревню. Ей хотелось, чтобы причина гибели Лидии Дэр была раскрыта как можно скорее, потому что она боялась огласки. Если бы убийцу нашли сразу, Карен удалось бы избежать расспросов, заводящих слишком далеко и раскрывающих ее секрет.

Объяснился и страх Карен перед похожим на хорька Хорнсби. Если верить словам законной жены, Филипп Хэммонд делал все, чтобы скрыть от нее факт наличия у него любовницы, но знала ли его любовница – Тремейн поймал себя на том, что за неимением лучшего мысленно пользуется этим словом, – о существовании жены? Если да, тогда это и есть причина ее страха. Может, точные намерения Хорнсби были ей и неведомы, но она по крайней мере догадывалась о них.

Теперь стало понятным даже то, почему Карен не забила тревогу, поняв, что Филипп Хэммонд где-то пропадает уже сорок восемь часов. Она привыкла к его отлучкам и не могла знать, что на сей раз он не отправился к жене. Карен лишь ждала вестей от него час за часом.

Ее положению не позавидуешь. Изводясь от беспокойства за любимого человека и в то же время боясь поднять тревогу, чтобы не вызвать публичный скандал, способный погубить его, Карен понятия не имела, что ей делать.

Следовало признать, что могло найтись и еще одно объяснение: Филипп Хэммонд мог обманывать и Карен, так же как обманывал свою жену. Предположим, Карен Хэммонд вдруг случайно узнала правду и в порыве ревности действительно убила человека, который изменил ей. Постепенное осознание двуличности Хэммонда могло быть причиной ее нервозности, напряженной неуверенности перед тем, как стало известно о его убийстве, а чувство собственной вины – объяснять странное поведение впоследствии.

Мордекай Тремейн вздохнул, покачав головой. Положение трагическое и безрадостное, какая бы истина за ним ни крылась. Эти мысли продолжали угнетать его, когда он дошел до дома и поднялся к себе в спальню. Даже «Романтические истории» не доставили ему удовольствия, когда он попытался почитать этот сентиментальный сборник перед сном. Тремейн погасил свет и долго лежал в темноте, размышляя над сложившейся ситуацией.

На следующее утро оттенок натянутости был по-прежнему очевиден в поведении Джин и Пола Расселл, а также их гостя. Тремейн заметил их подозрительные взгляды, когда вошел в столовую и сел завтракать, но разговор складывался как обычно: внешне казалось, будто хозяева не изменили своего мнения о нем.

– Кстати, Пол, – небрежным тоном промолвил он, когда завтрак уже завершался, – я что хотел спросить: вы не возражаете, если я буду сопровождать вас во время визитов к пациентам?

Расселл не сумел скрыть удивления.

– Разумеется, нет, – ответил он. – Сделайте одолжение. Но боюсь, вам будет скучно.

– Вряд ли, – возразил Тремейн. – Я как раз в настроении поколесить по округе. Полагаю, каждый визит не займет у вас много времени.

– Верно, – кивнул Расселл. – Но нужно закончить амбулаторный прием.

– Отлично. Кстати, и мне надо сначала отлучиться.

Пол Расселл явно не понял, чем вызвано его оживление. Тремейн заметил, как он переглянулся с женой, и в глазах Джин тоже мелькнуло сомнение.

Делом, в связи с которым Тремейн собирался в деревню, была просто-напросто покупка унции табака. За время вчерашнего визита в «Адмирал» его кисет изрядно похудел. Выходя из лавки на деревенской площади, Тремейн заметил женскую фигуру, решительным шагом идущую по дороге на Кингсхэмптон, и узнал узкую спину и несколько нарочитое покачивание бедрами, свойственное Миллисент Силуэлл. В деревне он встречал ее пару раз, и знал, что она служит у Полин Конрой. Очевидно, девушка попала под влияние своей хозяйки. Она выглядела уменьшенной и менее яркой версией эффектной Полин, технически точной репродукцией, которой, однако, недоставало колоритной индивидуальности подлинника.

Повинуясь внезапному порыву, Тремейн поспешил за ней. Услышав за спиной его торопливые шаги, Миллисент Силуэлл обернулась, а когда увидела, кто ее догоняет, помрачнела и словно заранее приготовилась обороняться. К подобному отношению Тремейн уже начал привыкать.

– Вы Миллисент Силуэлл, если не ошибаюсь? – спросил он. – Горничная мисс Конрой?

Она смерила его взглядом и вызывающе ответила:

– Нет, не ошибаетесь.

Нотки враждебности в ее голосе побудили Мордекая Тремейна ринуться в атаку. Если бы девушка улыбнулась или сделала вид, будто не прочь побеседовать, его решимость могла бы ослабеть, но увиденное подсказало ему, что она что-то скрывает, и он отбросил сантименты и посерьезнел.

– Мне нужно поговорить с вами, – сказал Тремейн. – Я хочу знать правду.

– Правду? – усмехнулась она. – Не понимаю, о чем вы.

– Вы сообщили полиции, что в ночь убийства Лидии Дэр мисс Конрой не выходила из дому. Вы ведь солгали?

Страх, промелькнувший в глазах, выдал ее и помешал держаться как ни в чем не бывало.