Убийство на Рождество. Для убийства есть мотив

В этот момент Бичли оказался в круге яркого света и предстал не в лучшем виде. Опухшее лицо с проступившей сеточкой сосудов было изможденным. Черты утратили определенность, превратившись в бесформенную серую массу. Тремейн подумал, что столь невыгодное впечатление могло сложиться из-за безжалостно резкого света, а рука на плече партнерши дрожала просто так, случайно. Напомнил себе: из того, что Джеральд Бичли – пьяница и азартный игрок, причем по большей части неудачливый, вовсе не следует, что он к тому же убийца. Да и мотив до сих пор не установлен. Но если мотив преступления не ясен, то что же сказать о возможности его совершения? Ведь Бичли ушел в свою комнату вместе со всеми, а появился в коридоре на глазах у Тремейна: то есть на первый взгляд убить не мог, – но ничто не мешало ему выскользнуть ночью, совершить преступление и вернуться, прежде чем крик Шарлотты разбудил дом. Тем более что это не пустое предположение. Существовало доказательство. Красная фигура на террасе…

Мордекай Тремейн знал, что видел не Бенедикта Грейма и не Джереми Рейнера. Выглянув в окно, он отчетливо рассмотрел на шапке Санта-Клауса комочки ваты, в то время как шапки двух других исполнителей главной роли были красными с белой каймой.

Действительно ли на террасе стоял Бичли, еще требовалось доказать, однако два факта оставались очевидными: Джеральд привез домой костюм Санта-Клауса и сжег в камине ткань. Оба этих действия надежно закрепили за ним первое место в списке подозреваемых.

Мордекай Тремейн наблюдал за танцующими. Розалинда Марш проплыла в объятиях Николаса Блейза, наполнив пространство ароматом духов. Прекрасная пара. Интересно, осознает ли Ник гармонию и оценивает ли по достоинству красоту своей дамы? Однако события не позволяли углубляться в романтику. Главной проблемой оставалось убийство, и Розалинда Марш находилась под подозрением в той же степени, что и остальные. Покидала ли она свою комнату? Никто не обмолвился о том, что видел ее в коридоре, но это не означало, что мисс Марш не могла проскользнуть незаметно.

Тремейн сидел, провожая внимательным взглядом пару за парой. Люси Тристам посмотрела через плечо Остина Деламера. Восхищаясь ее великолепной фигурой, Тремейн вспомнил, с каким ужасом миссис Тристам смотрела на мертвое тело Джереми Рейнера. Она явилась одной из последних. Конечно, ее комната расположена в дальней части дома, и все-таки не задержалась ли Люси несколько дольше, чем следовало? Не слишком ли театральным выглядело потрясение?

Усилием воли Мордекай Тремейн сдержал разыгравшееся воображение. Если дать волю фантазии, то можно выстроить обвинение против каждого из обитателей дома, начиная с Остина Деламера, который прибежал первым, и заканчивая Бенедиктом Греймом, проявившим подозрительную медлительность. Анализируя собственные рассуждения, Тремейн понял, что, несмотря на следы во дворе, его внимание привлекали хорошо знакомые домашние персонажи, а не абстрактный человек с улицы. Убийца, несомненно, расхаживал по коридорам и комнатам. Уверенность росла с каждой минутой, все отчетливее проявляясь в свете невероятной правды.

Пока версия оставалась слишком туманной, чтобы попытаться ее сформулировать. Хотелось бы иметь свободный доступ к биографиям участников драмы – такой, каким обладал суперинтендант Кэннок. Тогда было бы легче подобрать единственно верный ключ. А пока оставалось одно: медленно продвигаться в кромешной тьме и надеяться, что удача натолкнет на нужную тропу.

Тремейн посмотрел на Николаса Блейза. Секретарь многое знал и о гостях, и о самом Бенедикте Грейме. Надо с ним поговорить и выяснить подробности отношений Грейма с Джереми Рейнером. Что связывало этих джентльменов в те дни, когда оба активно занимались бизнесом? Ник все расскажет и объяснит. Ведь он сам пригласил Тремейна в Шербрум для того, чтобы найти истину.

В комнате становилось жарко. Мордекай Тремейн встал и направился к двери. А в коридоре снова наткнулся на Флеминга. На сей раз дворецкий не скрывал желания начать разговор. В глазах застыла молчаливая просьба человека, ожидающего приглашения к откровенной беседе. Мордекай Тремейн с готовностью сделал первый шаг:

– День выдался хлопотным, но вы отлично справились со всеми проблемами.

Профессиональная невозмутимость дворецкого сменилась благодарной улыбкой, а на круглом лице отразились простые и понятные чувства.

– Спасибо, сэр, – ответил Флеминг. – Стараюсь достойно исполнять свои обязанности. Думаю, то же самое можно сказать и о вверенном мне персонале.

– Не сомневаюсь, – заверил Мордекай Тремейн и не упустил возможности добавить: – Полагаю, вы хорошо знали мистера Рейнера? Наверное, ночью вы пережили жестокое потрясение?

– Так и есть, сэр, – кивнул Флеминг. – Хотя должен признаться, что испытывал дурное предчувствие.

– Предчувствие?

– Это случилось вчера вечером, сэр, когда хор закончил петь рождественские гимны. Не знаю, что заставило меня так поступить, но на выходе я пересчитал певцов.

Дворецкий помолчал с видом человека, готового поведать факт невероятной, пугающей важности, и заявил: