Убийство на улице Длинной или Первое дело Глюка

— Ну, а дальше – дальше оно и случилось, то совпадение случайностей по выражению Никиты Ивановича, или стечение обстоятельств, и действительно роковое. Вдруг на собственной даче, тридцать лет спустя господин Бреммер встречает собственную – о которой и думать забыл – супругу, мадам – или, скорее, фрау – Бреммер. Никита Иванович в беседе со мной обмолвился, что мадемуазель Рено за годы ничуть не изменилась. Вы узнали ее, Бреммер? Она-то вас узнала, по вашему кхеканью, и вы об этом догадались. Вы выбрали удачную позицию за карточным столом – вам хорошо было видно, как кто-то поднимается по лестнице. Возможно, вы не могли различить – кто именно, поэтому вам приходилось часто покидать ваших партнеров, отговорившись несварением желудка. Вряд ли вы собирались убивать вашу супругу, скорее, просто хотели поговорить – откуда вам было знать, что прислуга Новиковой неряшлива, бросает грязную посуду и уходит ужинать. Вы затянули мадемуазель Рено – фрау Бреммер в буфетную не для того, чтобы убить, но чтобы поговорить, может быть, пригрозить. Но пригрозила вам сама фрау Бреммер, может быть, пригрозила выдать вас полиции. Или рассказать про ваше прошлое нынешней вашей жене – этого, я так думаю, мы никогда не узнаем. Вы рассвирепели, попытались задушить ее, мадемуазель вырвалась, вы ударили ее секачкой, но она уже убегала, и тогда вы бросились за ней и ударили ее по голове той же самой секачкой, только обухом ее, где расположен молоток для отбивания мяса. Думаю, именно тогда, стоя над едва дышащей фрау Бреммер, вы продумали ваши дальнейшие действия. Вам показалось, что вы убили ее: вы наклонились над ней, но дыхания ее не услышали. А ведь женщина была еще жива, и, если бы ее нашли на несколько часов раньше, могла выжить, и прийти в себя, и указать на вас. Боялись вы этого? Думали об этом?

Цванцигер не шевелился, по-прежнему закрывая лицо руками.

— Ну что ж, — вздохнул Глюк, — не хотите говорить – придется мне. Вы решили, что фрау Бреммер мертва. Но вы боялись разоблачения, и вы придумали, как его избежать. Вы достаточно долго вели дела с госпожой Полоцкой и с госпожой Новиковой, чтобы знать, что старшая девочка – прошу прощения у вас, мадемуазель Полоцкая! – с некоторыми странностями. И вы задумали представить дело так, как будто убийцей выступала Анна Григорьевна. Вы уничтожили свои следы на грядке, просто перекопав их палочкой, что удалось легко – земля была влажная. Возле летней кухни, на веревке, сушились дамские перчатки, подобные вы видели, должно быть, на барышнях Полоцких. Конечно, вы не знали, кому какие принадлежат, рассчитывая, что будет довольно просто белой перчатки, вымазанной в крови. Но когда вы похищали перчатку, вам в голову пришла новая мысль – а не устроить ли поджог? И тогда все подумают, что виновник поджога и есть убийца! Уж не знаю, что вы собирались поджечь – конюшню? Кухню? Саму дачу? Но вы спрятали перчатку в карман. Возвратились в дом, никем не замеченный, вымыли секачку, вымыли руки, вернулись за карточный стол. На вашем лице, за очками, под этой вашей бородкой нелегко прочитать эмоции – а ведь вы только что убили человека! Но даже если бы можно было увидеть тревогу и возбуждение – ну и что же? ведь у вас несварение, а при такой болезни человек часто выглядит и встревоженным, и угнетенным, или чрезмерно возбужденным.

Вы не стали затягивать вист – вас все-таки, должно быть, тяготило содеянное. И очень скоро вы распрощались с хозяйкой и уехали, прихватив с собою управителя Зотикова.