Убийство на улице Длинной или Первое дело Глюка

— Ну, мы вначале во флигеле играли, а потом Алеша с Николенькой нас прогнали, и дверь заперли, а мы их тоже со своей стороны заперли, на замок, они стучались, а мы сидели в розовом кусту и смеялись. А потом они перестали стучаться, и тихо так было – мы чуть не заснули. Тогда мы отперли замок, и пошли на конюшню, — Настеньку прорвало, она не могла больше сдерживаться. — Костик нас учил играть в "очко", и в "тыщу", а потом он захотел на поцелуи играть – ну, чтобы кто проиграет, целовал того, кто выиграет, столько раз, сколько очей проиграл. А мы отказались, и убежали… А бутыль и правда я взяла, — сказала она, подняв на Глюка глаза. — Только Костик сказал, что ему немножко надо, только чтобы лампу заправить, а потом он вернет бутыль, и я ее на место поставлю, и никто и не заметит, что керосину убыло – бутыль ведь большая! А потом он принес бутыль пустую, и сказал, что керосин пролил. А мне страшно стало, и я бутыль эту подальше в саду бросила. А Костик сказал мне, что надо было в пруд кинуть, тогда бы комары, может, передохли бы… а они и вправду передохли бы?

— Не знаю, не думаю, — покачал головой Феликс Францевич. — Значит, вы навесили замок на дверь флигеля, и заперли его, а потом отперли? Вы точно помните?

— Это не я, это Аня отпирала.

К Анне вернулось прежнее ее равнодушие.

Она слегка пожала плечами и, едва размыкая губы, процедила:

— Точно.

Феликс Францевич повернулся к Цванцигеру-Бреммеру:

— Так почему вы убили мальчиков, Генрих Михайлович? Зачем вы заперли замок?

Цванцигер отнял от лица свои маленькие ручки:

— Nein, нет, я не делал это. Я не убивал, я не поджигал. Вы не можете это никак доказывать. Да, я говорил с Матильдой – она и правда моя жена, бывшая. Но не теперь, нет, мы расставались давно-давно, я не убивал тогда тоже, не только сейчас. Тогда тоже подумали на меня, а я сказал Матильде, что я ухожу, пока ошибка не прояснеет. Не станет ясная. Я не знаю, кто убил Трудхен, но подумали, что я – а это не я. Матильда сказал, что она не хочет быть моя жена, и что она будет Gesetz*****, искать развод по закону. И я думал, она его нашла, потому что называется мадемуазель Рено, а не мадам или фрау Бреммель. Она меня обманывала, когда говорила про развод!

Говорил Цванцигер-Бреммер громко, четко, и голос его не дрожал. Будто и не он всего лишь какой-то час назад плакал и пытался поцеловать Глюку руки, и сулил деньги, много денег – только чтобы Глюк не вез его к полицмейстеру!

Феликс Францевич посмотрел на Цванцигера-Бреммера с гадливым недоумением.

— И вы не ударили ее по голове, не пытались задушить? Вы мирно с нею расстались? И вы не плеснули керосином из бидона на дверь флигеля, и не поднесли спичку? И не отпрыгнули, чтобы не занялись ваши брюки, забрызганные понизу керосином? И не убежали поспешно, позабыв затворить за собой калитку? И не бросили бидон в кусты возле дачи мадам Штранц? Нет? И не вы, вернувшись на дачу утром – как же! пожар! ваше имущество сгорело! – не вы, Генрих Михайлович, убили Константина Петрищенко? Вы не взяли его за шею – вот так, со спины, двумя руками, и не окунули его лицо в жидкую грязь, оставшуюся от пруда, вы не держали его, пока он этой грязью не захлебнулся, хотя он и пытался вырваться, и барахтался, и кричал, должно быть, звал на помощь?

Цванцигер взгляда Глюка не выдержал, или, может быть, не выдержал воспоминаний – он снова закрыл лицо маленькими своими ладошками, и даже всхлипнул.

— Господин полицмейстер, — сказал Феликс Францевич, — вы уж простите, что я, лицо частное, вмешался в вашу розыскную работу. Но, боюсь, вывернулся бы сей господин, скользкий он, как налим. А теперь я, с вашего позволения… мы, с вашего позволения, откланяемся, — поправился он, поймав взгляд Квасницкого. — До свидания.

——————————————

*конфиденциально (нем.)

**мой бог (нем.)

*** навсегда (нем.)

****любовницу (нем.)

*****развод (нем.)

Несколько разговоров (вместо эпилога)

1.

— Все-таки, Феликс, не пойму я, почему Цванцигер навесил замок на дверь флигеля, — сказал Квасницкий, когда приятели уселись под тентом уличного кафе, и Леонид Борисович, дабы отпраздновать завершение расследования, заказал две кружки пива. — Зачем ему нужно было, чтобы пасынки Новиковой погибли?

— Да ничего он не навешивал! — с досадой произнес Глюк. — Это Анна, старшая из барышень, замок не отперла, хоть и ни за что теперь не признается. Совпадение случайностей, как Зотиков выражается. Это шалость была, и только. А теперь, в результате этой шалости, Анна стала богатой невестой.

— Ну, так не теряйся! Года два у тебя на ухаживание имеется, с семьей ты теперь знаком… Вперед, мой друг Глюк – и ты станешь Екатеринославским помещиком! — и Ленчик, довольный, захихикал и отсалютовал Феликсу кружкой с пивом.

— Спасибо, возьмите себе, — сказал Глюк, приподнимая в свою очередь кружку. — Кто на ней женится – очень сильно рискует. Такая убьет – и не поморщится, и не признается, и не разрыдается, как Бреммер. Я лучше Настеньку дождусь.

2.