— Вы открыли дверь, зашли в шкаф, а может, и не заходили в него, просто наблюдали через зеркальную дверцу. Полагаю, вас возбудили игры вашего бывшего любовника с проституткой.
— Нет-нет, этого не было… Это было грязно! — в голосе Синёвой послышались истерические нотки. — Он сидел в кресле похабно развалясь, она перед ним на коленях… он трепал её за волосы, был по-свински груб.
— Да полноте! Вы даже сейчас боитесь признаться самой себе в пережитом возбуждении. Вы пили красное вино. Бросали его в себя, как кочегар бросает уголь в топку паровоза, лишь разжигая внутренний огонь. Вы пили и не пьянели, точнее, вы и так были пьяны от задуманного. Что же потом? Кузьма захрапел на кровати. Яша вышел, расплатился с девицей, и она ушла. Вы, кстати, знаете, что он с нею тоже был интимно близок? Они это дело сладили в доме свиданий на Сенной…
— Знаю. Он мне рассказал. Мы уговорились не иметь тайн друг от друга.
— Ого! Вы хотите сказать, что у вас такие высокоморальные отношения?
— Ему можно с другими, он мужчина.
— Вот оно что! Согласен, удобная логика. По-моему, ваш Яша — большая сволочь. Ну да ладно, воздержусь от личных оценок. Вернёмся к нашему криминальному сюжету. Итак, настало время убивать. Делать то, ради чего вы всё это затеяли. Яков достал нож, который принес с собой и…. зарезал вашего бывшего любовника… как поросёнка на бойне. Кузнецов даже вскрикнуть не успел. Умер во сне. Вы при том присутствовали. И даже помогали?
— Я держала свечу. Там было темно, ведь уходя эта… эта дама погасила свет. И коридорный потом заходил, проверял, и оставил свет погашенным. Если б мы свет зажгли, его бы могли увидеть из-под двери.
— Логично. Вот он — математический ум Якова Степановича! А кто же искромсал лицо убитого? Не отвечайте, я знаю, что это сделал Яша.
— Он просто осатанел. Вёл себя как одержимый… Я испугалась… Это было чудовищно.
— Ну да, согласен, это не рюмашки об стену бить. Лицо человека одухотворено Богом, ни одно животное не имеет ничего похожего на человеческое лицо. Чтобы так его иссечь ножом, надо испытывать колоссальную, прямо-таки всепоглощающую ненависть. Яков прежде хоть раз видел Кузьму?
— Нет, никогда!
Шумилов вздохнул и заговорил о другом:
— Последующие дни, однако, не принесли вам облегчения…
— Теперь я понимаю, что всё …ну, это… ну, то, что мы сделали, — слово «убийство» никак не шло с её языка, — не имело никакого смысла. Стало даже хуже, чем раньше. И ежели Бог не дал зачатия прежде, то с какой стати он даст его теперь?
— В ваших словах я слышу что-то он Фомы Аквинского. Правда, поздновато вы задумались о таких очевидных вещах.
— Сегодня Яша нашёл кошелёк с визитной карточкой Кузьмы, — с неожиданным оживлением заговорила женщина. — Он чуть с ума не сошёл, примчался ко мне с работы предупредить. Я решила, что ему просто померещилось, визитная карточка была чья-то другая, но он с перепугу подумал, будто именно Кузнецова. А потом мне самой принесли эти ужасные розы… Это, стало быть, ваши проделки.
Шумилов с сожалением посмотрел в лицо этой женщины, которую природа наделила известной долей привлекательности, не принесшей ей, однако, счастья, и, не говоря ни слова, попятился к двери, намереваясь выйти.
— Куда это вы? — вдруг встрепенулась женщина. — Я вас никуда не отпущу!
— В самом деле? — удивился Шумилов. — Я даже спрашивать вас не буду…
— Стойте, или я выстрелю, — её руки взметнулись вверх, направив револьвер в грудь Алексея.
Принимая во внимание, что ударная пружина бойка револьвера не была взведена, угроза эта выглядела довольно странной и откровенно нелепой.
— Что ж, попробуйте, — спокойно отозвался Шумилов. — Я ведь не спящий Кузнецов.
Он потянул створку наружной двери на себя и уже шагнул в подъезд, как женщина неожиданно перевернула револьвер стволом к собственной груди.
— Остановитесь! — выкрикнула она. — Или я пущу пулю себе в сердце.
Начинался уже фарс, бессмысленный и глупый.
— Вообще-то сердце с другой стороны, — резонно поправил её Алексей, — но вы можете стрелять, куда хотите. Кстати, вместо этого револьвера для того, чтобы застрелиться, вы можете с таким же успехом использовать канделябр, зонт или вешалку.
Он вышел в подъезд и притворил за собой дверь. Повернулся, чтобы идти к лестнице и лицом к лицу столкнулся с… сыскным агентом Агафоном Ивановым. Тот приложил палец к губам, предлагая сохранить молчание, и кивком указал в направлении улицы. Пошли, мол!
Следовало признать, в жизни Шумилова нечасто бывало так, чтобы события заставали его врасплох. Встреча с сыщиком перед квартирой Синёвых оказалась как раз из разряда таковых редких событий. Даже если бы сам Яков Степанович Синёв стоял на лестнице, терпеливо дожидаясь, пока Шумилов оставит его жену в покое, — это поразило бы Алексея в меньшей степени.
Выйдя из подъезда, он только и спросил:
— Вы долго стояли под дверью?
— Практически с самого начала вашего разговора, — флегматично ответил сыскной агент, — так что слышал всё. Я всё понял, остался всего-то сущий пустяк: как вы нашли этих сумасшедших?