— Скромно, но не в смысле дешёво, а как бы неброско, что ли… Шляпка с вуалью, лицо бледное. Глаз я не видел, а губы свежие, пухлые, приятной формы. Росту невысокого, примерно два аршина и шесть дюймов. Да, пожалуй, так. Зонтик ещё у нее был.
— Молода девица-то?
— Ну, не старая, конечно, фигура такая… стройная. Я бы дал ей от двадцати пяти до тридцати лет.
— Одежду описать можете?
Васильев задумался, глядя куда-то мимо Гаевского, потом встрепенулся:
— Платье, такое… с голубым, поверх приталенный жакет насыщенного синего цвета… его можно даже назвать фиолетовым. Красивый цвет, фасон… хорошо сочетается с платьем. Так панельные «шкуры» не одеваются! Шляпка с синими лентами. И вуаль тоже синяя. Сейчас, говорят, в Париже цветная вуаль — самый писк моды.
— Егор Фёдорович, вы очень ценные описания даёте, — похвалил свидетеля Иванов. — А узнать сможете мужчину или женщину?
— Честно признаюсь, что дамочку опознаю только в том случае, если она будет одета точно так же, — портье развёл руками. — А вот кавалера, пожалуй, опознать смогу без особых затруднений. Особенно, если на руки его взгляну и… и на портмоне.
— Что ж такого примечательного в его руках?
— А у меня, знаете ли, такая привычка — я руки почему-то хорошо запоминаю. А у него они были особенные: крупные, сильные, и форма ногтей редкая — ногти выпуклые, гладкие, продолговатые. Ногти обработанные, ухоженные. Кроме того, есть у него приметка: на ногте четвертого пальца правой руки чёрное пятно — видимо, прищемил когда-то. Либо прибил чем-то. Да, осмелюсь заметить… — портье несколько замялся и умолк.
— Продолжайте, Егор Фёдорович, — приободрил его Агафон.
— Уж не знаю, важно ли это или нет, да только пара эта ушла раньше времени. Заплатили они до половины седьмого утра, а ушли-то в пять с минутами.
Сыщики переглянулись. Портье сам того не зная, в точности подтверждал слова коридорного.
— А точнее?
— Четверть шестого было.
— А как они себя вели, когда уходили?
— Да как… обыкновенно. Песни не орали, на лестнице не падали, червонцы мне в руку не совали.
— А что, бывает, суют червонцы? — иронично взглянул на портье Иванов.
— Как же-с, бывает. Когда подгулявший купец головой ударит ступеньку, а я ему помогу подняться, так он сунет мне червончик. А то и поболее. На моей памяти раз пять-шесть купчины первой гильдии в ступеньки головами попадали. И даже с лестницы в пролёт падали.
— Может, уходившая парочка нервничала? — предположил Гаевский, возвращая разговор в интересующее сыщиков русло. — Может, какая размолвка у них вышла? Или даме было дурно, или, может, они спешили очень?
— Я понимаю, к чему вы клоните, — кивнул портье, — но нет, вроде бы ничего такого заметно не было. Уходили они обычно, не спешили, но вместе с тем и не мешкали. А по настроению, так как тут поймёшь? Признаюсь, я ожидал, что он начнет деньги свои назад требовать за неиспользованный час, обычно именно такие и требуют. Ан нет, не заикнулся. А дамочка так к моей стойке и не подошла, ждала его в сторонке, пока он ключи сдавал.
— Что ж, уже толк. А скажите-ка, Егор Фёдорович, вы часом не запомнили постояльцев из третьего номера? — спросил Гаевский. — Они пришли перед полуночью.
— Это того, кого убили? Запомнил, конечно. Мужчина был очень довольный, пребывал в предвкушении, всё девицу прихватывал за талию, за плечико. Она хихикала, его за рукав держала. Игрались, в общем. Вот эта девица как раз из тех, что за деньги.
— А раньше она здесь бывала?
— Я не видел. А так запомнил бы, конечно. Девица довольно высокая, ростом, эдак, два аршина десять дюймов, а то и того больше; огненно-рыжая, в вуальке, закрывавшей верхнюю часть лица.
— А что еще запомнил? — продолжал выспрашивать Гаевский.
— Нос… короткий, верхняя губа чуть вздернута, губы красиво очерченные, такие… смачные, поцеловать хочется, ярко накрашенные. Кожа хорошая, белая. Шейка нежная, шарфиком обёрнутая. Девица, видать, молодая, не старше двадцати лет.
— Цвет глаз разглядели?
— Какой там, вуалетка же на глаза опущена!
— Ясно. Про уши что-то сказать сможете?
— Уши? — портье задумался, припоминая. — Ушей не помню, не видел, они, наверное, были причёской прикрыты. Зато серёжки помню дешёвенькие, серебряные, с эмалью.
— Как охарактеризуете сложение? субтильна? плотна телом? толста? сутула?
— Ничего такого, никаких крайностей. Хорошая женская фигура, богатая, бёдра хорошо обрисованы, талия узкая, думаю дамочка эта не рожала и даже беременна не была.
— Ну, то есть обычная женская фигура, нормальная, средняя… — уточнил Иванов.
— Можно сказать, что так.
— А одета была во что?
— Салоп лёгкий, темно-зелёный с салатовыми лентами и позумент золотистый по краю воротника и манжет. Шляпка жёлтая с черной вуалеткой.
— А скажите-ка, Егор Фёдорович, обе эти пары откуда явились? Пешком пришли или на извозчике приехали или, может, перед тем, как номер снять, в ресторане вашем ужинали?
— Нет, в нашем ресторане на первом этаже их точно не было, — заверил портье. — Они с улицы вошли, и те, и другие. Да вы швейцара нашего расспросите, Степана, он вам точнее скажет, как они прибыли.