Путилин отступил от Чижевского, безмолвно охватившего руками голову, и подал знак следователю. Грибанов приблизился, извлёк из папки бумагу с угловым штампом прокурора окружного суда.
— Ознакомьтесь, господин Чижевский, — следователь протянул документ подозреваемому, — это арестный ордер на вас. С этого момента вы официально являетесь обвиняемым в убийстве Кузьмы Фёдоровича Кузнецова. И подлежите аресту.
— Это что же? — Чижевский запнулся, вчитываясь в текст. — Меня в арестный дом, так что ли? А что, нельзя ли под подписку? или под честное слово оставить на свободе? не знаю, как это называется, под поручительство, может?
— Помилуй Бог, господин Чижевский, какое может быть поручительство в деле об убийстве? Ваша единственная привилегия, как дворянина — это камера, в которой не будет людей неблагородного сословия, то есть, это будет либо одиночная камера, либо совместная с другими дворянами. Вот и всё. Я, кстати, следователь, который ведёт ваше дело. Мне предстоит допрашивать вас. Не хотите ли сделать прямо сейчас какие-либо заявления?
— Заявлений — никаких. Хочу собраться, — Чижевский поднялся со стула. — Объясните мне, что разрешается брать с собою.
— Это пожалуйста. Сейчас я вам всё расскажу…
6
Алексей Иванович Шумилов, тридцатилетний юридический консультант крупнейшего в России «Общества взаимного поземельного кредита», поздним субботним вечером 11 августа возвращался на извозчике с именин своего бывшего сокурсника по Училищу правоведения, а ныне присяжного поверенного Василия Феофилактовича Платова. Выходные дни Вася проводил с семьёй на своей богатой даче под Стрельной, там же он и собрал гостей. Было изрядно выпито, съедено и говорено, так что возвращаться в город Шумилову решительно не хотелось. Под мерное раскачивание рессорного экипажа на мостовых в его мыслях всплывали обрывки разговоров, смех именинника, романсы под гитару и фортепиано, такие загородные и совсем нездешние запахи влажной земли и цветущих флоксов; и всё это крутилось в хмельной голове, сливаясь в ощущение неги, покоя и счастья.
Вот уже почти семь лет прошло с той поры, как после шумного дела французской подданной Мариэтты Жюжеван Шумилов был вынужден покинуть прокуратуру окружного суда. Не пожелав участвовать в осуждении невиновной, Шумилов ценою собственной карьеры спас Жюжеван от каторги, снискав проклятие одних своих коллег и уважение других. Официально числясь в «Обществе поземельного кредита» на весьма второстепенной должности консультанта по межевому праву, Шумилов время от времени возвращался к старому занятию: по просьбе друзей, знакомых и просто попавших в затруднительную ситуацию людей он проводил негласные расследования, сделавшись кем-то вроде частного сыщика. Поручения попадались разного свойства — от весьма простых и невинных, например, розыска совратителя дочери, до запутанных и рисковых вроде установления личности похитителя драгоценностей. Работу свою Шумилов выполнял быстро и аккуратно, лишнего никогда не брал, если поставленную задачу разрешить не мог, то честно в этом признавался. Справедливо полагая, что честность в таких делах превыше всех прочих добродетелей, Шумилов никогда не использовал полученную информацию в корыстных целях. При всём том своих клиентов загодя предупреждал: если в результате розысков он выяснит, что обратившийся к нему за помощью виновен, то он ни за какие деньги покрывать его не станет и обо всём расскажет полиции. Слухи о довольно необычных способностях Шумилова находить выход из затруднительных ситуаций быстро распространились в Петербурге, не зря ведь говорят, что слава впереди босиком бежит! Шумилову нравилось это странное неофициальное ремесло, иногда утомительное, иногда опасное, но всегда оставлявшее ощущение приносимой пользы и собственной профессиональной востребованности.
Подъехав к дому на набережной Фонтанки, в котором он занимал две комнаты в большой квартире домовладелицы, Шумилов убедился, что подъезд заперт, и потому принялся крутить ручку звонка, вызывая дворника. Появившийся через минуту Кузьма впустил Алексея Ивановича в подъезд, в сумраке которого интригующе зашептал: «Алексей Иванович, Алексей Иванович, не проходите мимо, на набережной стоит экипаж, в нём сидит дама, вас дожидается. В квартиру пройти отказалась, уже более часа держит извозчика. Просила при вашем появлении поставить вас в известность». Сквозь застеклённую уличную дверь Шумилову был хорошо виден экипаж, стоявший в саженях тридцати от дома на той стороне проезжей части, что была ближе к парапету.
Дав дворнику пятак, Шумилов вышел из подъезда и направился к экипажу. От выпитого днём шумело в голове, да и время уже шло к полуночи, тут бы и лечь поспать, а не умные разговоры вести! Но неизвестная дама выбора Шумилову не оставила. «Интересно, если б я вообще не явился ночевать, как долго она бы меня ждала?» — отстранённо подумал Шумилов, пересекая пустынную в этот час проезжую часть набережной.