Убийство на Знаменской

Присяжный поверенный усадил гостя не к письменному столу, а в знак особого дружеского расположения — на диван перед изящным низеньким столиком в углу кабинета. Тут же он выставил перед Шумиловым графинчик коньяка, пузатые рюмки на короткой ножке, лимон и коробку русского шоколада; весь этот «переговорный набор», как называл такую сервировку Карабчевский, адвокат вытащил из хорошо известного Алексею несгораемого шкафа за ширмой.

— Что ж, коли вы так ласково меня встречаете, — усмехнулся Шумилов, — открою вам душу. Интерес у меня к вам, Николай Платонович, самого что ни на есть корыстного свойства.

— Да кто ж из нас без корысти-то? — в тон ему поддакнул адвокат. — Те, кто без корысти, они-то все по сумасшедшим домам, да монастырям собраны. А мы людишки мирские, слабые, так что… по рюмочке коньяку и валяйте, рассказывайте о своём деле.

Они выпили коньяку, Шумилов закусил шоколадкой.

— Вы меня не поняли. Дело-то не моё, дело ваше! — заметил Шумилов.

— Как так?

— Насколько я могу судить, вы являетесь защитником Чижевского Константина Владимировича?

— Ого… Как это всё у вас, Алексей Иванович, быстро происходит, — Карабчевский покачал головой. — Поразительно всё-таки, сколь стремительно распространяются в нашем маленьком столичном городе любые новости! Всего каких-нибудь четыре или пять часов тому назад я только первый раз разговаривал с арестованным в прокурорской камере тюрьмы на Шпалерной и… — заметьте, не без колебаний! — согласился представлять его интересы… как уже являетесь вы и… ставите меня в тупик своею осведомлённостью. Боже мой, ну, как это может быть? Неужели в Англии или во Франции адвокат работает в таких же условиях? Господин Шумилов, откуда вы всё знаете? Неужели товарищ прокурора, любезно разрешивший эту встречу, каким-то образом допустил разглашение конфиденциальных сведений?

— Всё куда проще, Николай Платонович. Вы пригласили назавтра для беседы некую Проскурину Анну Григорьевну, так вот, я нанят этой дамой для выполнения неких деликатных поручений…

— А-а, — протянул Карабчевский, — теперь всё понятно. Кстати, я этому очень рад. Полагаю, мы поработаем в одной упряжке. У нас это прежде получалось весьма неплохо. Думаю, Чижевский пожелает вас нанять. Просто для того, чтобы уберечь даму от лишних трат. Завтра, кстати, я с ним ещё раз увижусь. Полагаю, величина запрашиваемого вами вознаграждения не изменилась?

— Нет, не изменилась. Всё те же двадцать пять рублей за день плюс особые расходы.

— Прекрасно, прекрасно. Ещё коньяку?

Рюмки вновь были наполнены, и коньяк выпит. Зажевав ароматный напиток лимоном, Карабчевский поинтересовался:

— Скажите, любезный Алексей Иванович, удалось ли вам уже что-нибудь выяснить?

— Много больше, чем думаете вы и чем знает полиция. Уж извините за самодовольство…

Шумилов обстоятельно рассказал адвокату о своих открытиях в гостинице и о сделанных Хлоповым признаниях. Разумеется, он не забыл упомянуть о похищенных ценностях.

— Вот эти самые деньги и часы Кузнецова, — Шумилов принялся выкладывать из карманов вещи. — Я забрал их у Хлопова под расписку, дабы он не натворил глупостей и не вздумал со всем этим всем добром скрыться — с перепугу чего не сделаешь! Так вот, Николай Платонович, я просил бы вас принять у меня эти ценности и передать на ваше усмотрение или нотариусу, он, кстати, назавтра пригласил родственников для открытия завещания, или же душеприказчику покойного Кузнецова. По-моему, это самый корректный выход из создавшегося положения. Потрудитесь пересчитать, — и Алексей выложил на столик перед Карабчевским пачку кредитных билетов.

Николай Платонович, задумавшись на секунду, пересчитал деньги.

— Сейчас я напишу вам расписку. Будьте спокойны, завтра же деньги и часы получит душеприказчик, — заверил Карабчевский. — А скажите, Алексей Иванович, есть ли у вас идеи насчёт того, как разыскать эту девицу, Соньку-Гусара? Ведь сейчас всё дело упирается именно в неё!