Присев к столу, женщина попросила официанта принести горячий шоколад, затем живо защебетала о погоде, между прочим осведомилась у Шумилова, пробовал ли он здешние штрудели, а потом жеманно и развязно понесла сущую околесицу, рассуждая обо всём, на чём задерживался её взгляд. Она рассказала Алексею о новейших переменах в интерьере ресторана («в прошлом годе столы стояли иначе»), о старой мебели («прежние пружинные стулья хужее нынешних диванов»), наконец, о главном поваре («представляете, у него всего три пальца на левой руке»). Подобная способность некоторых людей говорить ни о чём, создавая видимость горячего общения, всегда удивляла Шумилова: сам он был напрочь лишён подобного дара. Всё же, отчасти, он был даже рад неожиданной собеседнице: она определённо его развлекла и, кроме того, поддерживать беседу с нею оказалось очень легко — для этого достаточно было просто-напросто не перебивать ее.
Примерно через четверть часа оживлённого и малосодержательного монолога дамочка кокетливо заявила, что зовут её Жанна. Она определённо набивалась на знакомство и Шумилов, дабы подыграть ей, назвался Проклом. Конечно, он не был «Проклом», но ведь и соседка его тоже не была «Жанной», так что их обоих в равной степени можно было бы назвать притворщиками.
Краем глаза Шумилов наблюдал за парочкой товарок, занимавшей соседний столик. Молоденькие блондинка и брюнетка, сидевшие там, казались Алексею Ивановичу куда привлекательнее привязавшейся к нему «Жанны». «Уж лучше бы эти девицы ко мне подсели», — не без досады думал он. — «Они гораздо приятнее этой клячи и ведут себя не так вульгарно. Неровён час, кто-то из знакомых в ресторан забредёт, увидит меня в обществе этой калоши и решит, что я с панельной проституткой развлекаюсь. Вот стыдоба-то будет…»
— Прокл, угостите даму шампанским, — попросила между тем Жанна.
Это было что-то новенькое. Впрочем, возможно, имело смысл поиграть и в эту игру. В конце концов, Шумилов заседал в этой кондитерской уже почти два часа, а никакого результата пока не добился.
— Хорошо, Жанночка, я угощу вас шампанским, — согласился Шумилов. — И даже не один раз. Но с условием: вы совершенно честно отвечаете на все мои вопросы. Если вы попытаетесь меня обмануть, вам придётся покинуть мой столик.
— Я… обмануть вас? — Жанна вытаращила глаза, что моментально придало лицу оглуплённо-наивное выражение. — Такого импозантного мужчину… и обмануть? Это не про меня!
— Отлично. Для начала скажи мне… — Шумилов демонстративно перешёл на «ты», давая понять, что угощая женщину шампанским, он сразу же приобретает право командовать, — скажи мне, Жанна, откуда ты? Старая Русса? Дно?
— Тихвинская я, — призналась женщина.
— М-м, похоже, — покивал Шумилов.
— А почему вы так решили? — дамочка явно оказалась заинтригованной.
— Ну, типаж у тебя северо-русский, волосы светлые, прямые, лицо круглое, глаза светло-серые. На уроженку Курляндии не похожа. Чухонцы имеют акцент. У скобарей, псковичей то есть, свой акцент. У тебя такого акцента нет. Ну, стало быть, откуда-то из-под Питера.
— Тихвинская, тихвинская я, — закивала Жанна.
— Что ж, Жанночка, заслужила, стало быть, первый фужер. Шумилов сделал знак официанту, и когда тот подскочил, скомандовал:
— Бутылку «Clos des Goisses» на стол и пару фужеров.
Жанна, видимо, поражённая заказом, вытаращила глаза:
— У них бутылка «Гёсса» стоит девятнадцать рублей! Самое дорогое шампанское!
— Ну, вот его-то я и заказал. Или ты не пьёшь брюты?
— Пью-пью, только наливайте.
Официант открыл бутылку и, оставив её в ведёрке со льдом, удалился. Шумилов разлил по фужерам напиток, пригубил его, продолжая искоса наблюдать за тем, что происходит вокруг. К девицам за соседним столиком присоединился невысокий плотный мужчина лет пятидесяти с округлым животиком, выпиравшим из-под сюртука горного инженера. Явно отец семейства, причём не из Петербурга, поскольку в столичных ведомствах мундиры с лоснившимися локтями и обтёрханными краями обшлагов были бы сочтены дурным тоном. Стало быть, командировочный, решивший гульнуть со столичной «штучкой». Мужчинка масляными, как у кота, глазами оглядывал обеих девиц и обильно потел, видимо, от волнения. Он то и дело вытирал лицо и плешь замусоленным мятым платком и глуповато скалился — шутил, стало быть. Девицы — и блондинка, и брюнетка — смотрели на него вполне благосклонно, кивая в ответ на его бормотание и обмениваясь понимающими взглядами.
— А как твоё настоящее имя, Жанночка? — спросил Шумилов свою спутницу. — Поди Фёкла или Парася? Только не ври, я не люблю вранья.
— Не-е-а, Раисой меня звать, — простодушно призналась «Жанна».
— Какая же ты умничка, — похвалил женщину Шумилов. — Давай подолью тебе шампанского.
— Вы такой интересный мужчина… — она завела было традиционную для дам подобного сорта волынку, но Алексей Иванович пресёк всяческие поползновения увести разговор в сторону: