Убийство на Знаменской

Алексей усилием воли подавил панику и уже спокойнее принялся рассматривать народ, вышагивавший по Невскому. И, наконец, увидел интересующую его троицу на противоположной стороне проспекта, возле самого угла «Гостиного двора». Шумилов торопливо двинулся в их сторону. Компания, между тем, свернула на Садовую улицу и исчезла из поля зрения. Алексей Иванович чуть было не поддался соблазну припустить за ними бегом, но сдержал себя, поскольку не хотел привлекать к себе ничьего внимания. По Большой Садовой компания шла не торопясь, и Шумилов быстро сократил расстояние. Он почти было нагнал троицу, как та неожиданно повернула в узкий Толмазов переулок, проходивший позади Публичной библиотеки к Александринской площади. Заглянув за угол, Алексей буквально наткнулся на спины важно вышагивавших по переулку девиц и горного инженера: последний, пристроившись между ними, держал девиц за талии и что-то ворковал, склонившись к уху Соньки. Алексей Иванович в три прыжка догнал троицу и тронул чёрненькую за локоть:

— Одну минуту, Софочка!

Та отшатнулась, явно испуганная неожиданным появлением из-за спины незнакомца.

— Что вам угодно? — раздражённо спросила Сонька-Гусар, пытаясь высвободить локоть, но Шумилов держал её крепко, и выдернуть руку не позволил.

— Я имею к вам весьма важный для вас разговор и просил бы вас уделить мне время…

Шумилов ничего не успел толком объяснить, как горный инженер с неожиданным проворством выскочил из-за брюнетки и, толкнув Алексея животом, грозно рыкнул:

— Любезнейший, не задер-рживайте даму!

Прорычал ни дать ни взять, как фельдфебель на плацу.

— Я не с вами разговариваю, папаша! — огрызнулся Шумилов. — Будьте любезны, отойдите в сторону!

— А я говорю, не задерживайте даму! — горный инженер напирал на Шумилова животом, и получалось это у него убедительно, поскольку он был выше ростом и гораздо больше весом. Шумилов отступил на шаг, затем второй, но потянул за собою Соньку, которую продолжал удерживать за локоть. Девица взвизгнула:

— Мне больно!

— Убер-рите р-руки от дамы! — инженер продолжал брать на арапа. Видимо, ему очень жаль было тех восьми рублей, которыми он рассчитался за угощение проституток в кондитерской.

— Шли бы вы домой к жене и детям, папаша, — в свою очередь посоветовал обладателю крепкого живота Шумилов. Упоминание о семье спровоцировало вспышку праведного гнева. Алексей увидел, как перекосилось лицо инженера, и тот с силой, уже всем телом толкнул его. Второй закон Ньютона сработал как всегда безупречно: отброшенный назад большей силой, Шумилов не удержал равновесия, выпустил локоть Соньки и завалился, ударившись сначала поясницей о выступ здания, а через секунду упав на тротуар. Острая боль в копчике пронзила тело так, что аж слёзы на глаза навернулись.

Неловкое падение Шумилова вызвало приступ веселья как девиц, так и горного и инженера, который пробурчал довольно, глядя на Алексея сверху вниз: «Так-то, голубчик!» Отец семейства радовался бы куда меньше, если бы знал, что бросил на землю дворянина и тем совершил уголовное преступление; и уж ему совсем бы стало не до смеха, если б только он мог догадаться, что последует за этим. Алексей, игнорируя боль в спине, живо поднялся на ноги, и его левая рука скользнула в карман расстёгнутого плаща, туда, где лежал предусмотрительно прихваченный из дома кастет.

Драк Шумилов не боялся ещё с гимназических времён, когда ему в числе прочих дворянских детей чуть ли не каждую неделю доводилось биться «на кулачках» с извечными конкурентами — купчиками из коммерческого училища. Тогда юношескому противостоянию особенную остроту придавало то обстоятельство, что в ростовских гимназиях в основном учились дети донских казаков, сравнительно недавно выслуживших дворянство и сохранивших простоту нравов и скромность быта, в то время, как в коммерческом училище нашли приют сынки богатых местных воротил, в своей значительной массе армяне и греки. Так что спор на тему, чей кулак тяжелее, между детьми военных и торговцев имел характер, так сказать, принципиальный и непримиримый. Шумилов был хорошим гимназистом и никогда от подобных споров не уклонялся.

Он подступил к горному инженеру, не вынимая левую руку из кармана, и просто ткнул его под рёбра с правой стороны, туда, где у всех людей находится печень. Плащ был расстёгнут, поэтому движений не сковывал; удар был не очень сильный, но другой здесь и не требовался, печёнка — очень чувствительное место, особенно у красноносых любителей коньяка, каковым, видимо, и был горный инженер. Тот ахнул от неожиданности и боли, а Шумилов ласково подхватил его правой рукой, не давая упасть, и тут же вторично навесил кастетом по печени. На физиономии горного инженера возникла жалостливая гримаса, точно у умирающей кобылы, он ничего не мог произнести, потому что при такого рода травмах всегда перехватывает дыхание. Шумилов же, удерживая противника от падения, взволнованно запричитал: «Ему нехорошо! Ему нехорошо! Врача надо!»