— Слушай, давай уж примем за основную гипотезу, что убийца у нас всего один! — рассердилась Надежда. — То есть если Вика своего Витю не трогала, то значит и журналистку не она придушила. И Илью тоже не она. А то мы совсем запутаемся.
— Ну как знаешь, — обиделась Нина.
— Но поговорить с Викой очень даже надо, — не унималась Надежда, — возможно, она кое-что знает. А то получается, что мы в тупике. Получается, что убил Ирину ее бородатый хахаль, больше некому. А ему смысла нет это делать. Но я так просто не отступлю.
— А уж я тем более! — пообещала Нина. — Этак убийца всех нас передушит да перетопит…
— А насчет того, что тот толстый тип в магазине принял меня за ненормальную, так это даже хорошо, — невозмутимо продолжала Надежда, — он постарался скорее от нас избавиться и все выболтал.
— Ну надо же такое придумать — тетя от третьего брака! — фыркнула Нина. — Слушай, ну ты и отчаянная! И зачем вы в свое время с Ильей развелись?..
На этот вопрос у Надежды не было ответа.
Бармалеева улица расположена среди многочисленных тихих и уютных улочек и переулков Петроградской стороны. Ее название не связано своим происхождением с обаятельным разбойником из сказки Корнея Ивановича Чуковского. Такую звучную форму приобрела в русском языке фамилия крупного английского предпринимателя Бромлея, владевшего в Петербурге заводом, и когда Чуковский подбирал имя для своего разбойника, ему на глаза попалась табличка с названием этой улицы.
Женщины подошли к дому номер пять по Бармалеевой и уставились на табличку с номерами квартир. Как это часто бывает в старых районах, квартиры были расположены в художественном беспорядке. На первом этаже имелись номера три и девять, на втором — пять и одиннадцать. Дальше устанавливался некоторый порядок, однако семнадцатой квартиры не было в помине.
Поскольку других подъездов в пределах видимости не наблюдалось, неудачливые сыщицы в растерянности остановились на тротуаре.
— Чего ищете-то? — поинтересовалась проходившая мимо старуха чрезвычайно грозного вида, опиравшаяся на толстую суковатую палку.
— Да вот семнадцатую квартиру никак не можем найти, — пожаловалась Надежда, окинув бабку опасливым взглядом.
— Семнадцатую? — грозно переспросила старуха. — А кто вам нужен в семнадцатой? Если Василий Конопатов, так его уж посадили, Василия вашего! Нечего его искать!
— Да не знаем мы никакого Василия! — отмахнулась Надежда Николаевна. — Женщину мы ищем, с работы. Заболела она, а мы из профкома, с общественным поручением…
Услышав забытые слова «профком», «общественное поручение», старуха несколько смягчилась и нехотя сообщила, что семнадцатая квартира, вопреки всякой логике, находится за углом, на Левашовском проспекте.
Сдержанно поблагодарив старую партизанку, женщины свернули за угол и действительно нашли нужную квартиру. Правда, размещалась она под самой крышей, на шестом этаже, а лифта, разумеется, в доме не было.
Шестой этаж старого дома на Петроградской — это примерно то же, что двенадцатый в доме послевоенной постройки, поэтому, когда Надежда и Нина подошли к двери семнадцатой квартиры, они чувствовали себя альпинистами, только что совершившими невероятно трудное восхождение. С тем только отличием, что альпинисты дышат свежим, хотя и разреженным воздухом горных вершин, а наши героини вдыхали ароматы щей, подгоревшей каши, хозяйственного мыла и кошачьей мочи — тот неповторимый букет, которым благоухает обычно черная лестница в старом, запущенном доме.
На двери семнадцатой квартиры красовалась целая выставка разнообразных звонков с табличками.
Пожелтевшая картонка с кривой, расплывшейся надписью «Корытов».
Узенький листок с фамилией «Коровкины».
Приколотая кнопкой аккуратненькая визитка «Л. Ласточки на».
Голубой глянцевый прямоугольник с залихватской росписью «Леонид Семипалатинский».
Мятая бумажка с угрожающей фамилией «Р. Облаева».
Сохранившаяся с незапамятных времен медная табличка с каллиграфической гравировкой «Е. К. Собакинд».
В общем, самая натуральная, глухая и дремучая коммуналка, которую никто не расселил и вряд ли когда-нибудь станет расселять, принимая во внимание жуткий шестой этаж, кошмарную лестницу и общее состояние дома.
Фамилии «Топорова» на двери не было.
Впрочем, Викина тетя вполне могла носить совершенно другую фамилию.
Надежда секунду поколебалась и ткнула пальцем в первый попавшийся звонок — в тот, рядом с которым красовалась незамысловатая фамилия Корытов.
Некоторое время ничего не происходило.
Наконец, за дверью послышался глухой удар, и сразу за ним последовала громкая и чрезвычайно выразительная матерная тирада.
— Понавешали тут всякого барахла! — завершив трехэтажную реплику, выкрикнул хриплый мужской голос и тут же добавил:
— Ну иду я, иду!
Загремели запоры, и на пороге возникло опухшее, небритое создание в грязной майке и фиолетовых заношенных штанах, сильно напоминающих кальсоны.
— Чего надо? — хрипло осведомился этот венец творения. — Я на лечение не, согласный, а если вас Клавка прислала, так я ей, вобле сушеной, еще зимой сказал, чтобы катилась на все четыре…