Впрочем, все это были лишь соображения, косвенные данные. Какие-то сведения были собраны Дмитрием Васильевичем (о чем он упоминал в тот несчастный вечер). Его управляющий показал записанные свидетельства некого кучера, который вроде вез однажды Александра в дом Тюльпановой и готов в том присягнуть, счета из лавки за шампанское, подписанные Александром, с пометкой хозяина «доставить по адресу… госпоже Тюльпановой». Какие-то приятельницы Варвары Тихоновны уверяли, что последние недели перед исчезновением Тюльпанова только и говорила о таинственном своем новом воздыхателе, которого весьма красноречиво звала Ипполитом. Однако, однако, однако.… Несмотря на полную, абсолютную ясность всей картины произошедшего, Выжлов не был полностью уверен в «представлении» дела. Он говорил о том, что прямых улик нет. И если смерти Василия Кирилловича и Дмитрия Васильевича он еще берется связать с действиями Александра и основания для обвинения видит крепкими и способными произвести «необходимый эффект», то смерть Варвары Тихоновны, скорее всего, предъявляться суду не будет. Меня это страшно расстраивало. Видимо потому, что во всей этой кошмарной череде несчастий именно ее гибель представлялась мне наиболее трагичной, нелепой, незаслуженной. Детская до глупости ее наивность, беззлобность, былая красота и талант – все возбуждало во мне такую горькую за нее обиду, что слезы сами наворачивались на глаза. Помнится, я даже пытался поговорить с дядей, чтобы он надавил на Выжлова, но он лишь отмахнулся.
– Тут, Аркадий, наш господин арривист прав. Только дело затянем да суд запутаем. Рассуждения твои, хоть и стройные и, я уверен, содержат истину, а все одно – только рассуждения и ничего более. Фактов у тебя никаких. Да и, по чести, на что уж биться? Александра Васильевича и так осудят за отцеубийство и братоубийство. Куда больше? А на том свете уж другой судья им займется, которому наши суды, наши улики или соображения вовсе не требуются. Тут главное не мешать Выжлову основные обвинения грамотно составить. Надеюсь, хоть с этим господин следователь справится. Я слышал, он большие надежды на викторию в этом деле возлагает. Орденок там или перевод в Москву планирует получить. А это и к лучшему. Я сам за него походатайствую. Можешь ему намекнуть. А то он трется около моих людей. Все хочет мое настроение уловить. На самотек даже самую малость не пускает. И молодец. Тебе бы поучиться в этом. Так что скажу свое слово за его повышение. Лишь бы сплавить его подальше. – И он внезапно усмехнулся.
35
В тот же день я пошел к Борису. Здание лечебницы с наглухо закрытыми ставнями и строительным мусором у стены снова горько меня поразило, как поражает случайно встреченный опустившийся знакомый, которого вы помнили полным сил и планов юношей. Во флигеле окна не скрывались за ставнями, но в них было темно, а одно (на втором этаже, как раз в комнате Бориса) оказалось приоткрыто. Это удивило меня, ведь несмотря на то, что погода улучшилась, большого тепла не было. Я несколько раз постучал в дверь. Мне никто не отпер. Я обошел здание, постучал с заднего хода. Но все было тщетно. Внутри ни звука, ни проблеска света.
Я с трудом (левая рука была на перевязи) нацарапал записку с просьбой навестить меня и повернул к дому. А на следующее утро снова зашел в лечебницу. Записка моя пропала, но на стук снова никто не вышел. Я покрутился во дворе. На душе было неспокойно. Конечно, скажете вы, как может быть иначе, если в городе произошло три убийства, убийца скрылся, а ближайший приятель запил, да в придачу пропал из дома. Но дело было не только в этом. Что-то угнетало меня, пугало, как, бывает, пугает установившаяся перед грозой вязкая, душная тишина. Я решил пройтись, тем более что погода стояла солнечная. Я фланировал по бульвару, раскланиваясь со знакомыми, затем перекусил в трактире и уже собрался идти домой, как внезапно меня окликнули. Я обернулся. Недалеко остановилась пролетка, из нее мне махал Выжлов. Я поспешил подойти.
– Друг мой, Аркадий Павлович! – заторопился Выжлов. – Вы никак от Дениса Львовича. Ну что? Каково его мнение?
Я был совершенно сбит с толку.
– Как? Вы не знаете? Что же, вам не принесли?
– Да о чем вы?
Выжлов достал из папки несколько писем и сунул мне в руки.
– Вот, держите. Дорогой мой, какой комераж! Мало нам убийств, так пожалуйста, полюбуйтесь, что затевается на похоронах!