Убийство по-китайски

– Значит, попал. Значит, не Александр отравил. У того духу не хватило. Ему и двух убийств много. Не та конституция. Да и почерк другой. Он все скрытно убивать пытался. А тут при свидетелях. Я все думал, с чего? Неужели заспешил Александр Васильевич? Не смог подгадать случай. А потом понял, что это вы. Для вас как раз такая публичность на руку. Все факты налицо, и перед этим драка, скандал. Вы даже за квартальным поспешили, чтобы свидетели были посолиднее. А тут мы с Аркашей подвернулись. Куда уж лучше. Да? Вот мотив, вот убитый, и пойди отмойся от такого на месте Александра-то Васильевича. Никто и не поверит. Все же ясно…

Он говорил тихо, но очень настойчиво, при этом внимательно смотрел на Ольгу Михайловну. Та же была абсолютно невозмутима.

– А Дмитрий вас любил, – наклонился вперед Самулович. – Неужели ничего не дрогнуло? Да и вообще, зачем, зачем вы это сделали? Ведь он и так все вам готов был отдать. И за обман бы вас простил. И вы это знаете. Боже мой, да он и не прожил бы долго. С его-то здоровьем. А теперь «никакие ароматы Аравии не отмоют эти руки». Ведь я заметил, как вы сегодня старались не приближаться к тому дивану, на котором он коньячок ваш выпил.

Ольга Михайловна покачала головой.

– Борис Михайлович, я не перебиваю вас, поскольку уже поняла, что вы не уйдете, пока не выскажете… все, что решили высказать. Однако прошу вас, говорите покороче. Уже поздно.

– Вы прекрасно владеете собой, я восхищен, – очень серьезно сказал Борис. – В вашем упорстве есть смысл. Что же, если вы не хотите говорить, говорить стану я. Пока я. Видите ли, Ольга Михайловна, как ни хитро вы соткали ковер, а все же нашлись в нем зацепки. А из них торчали ниточки, за которые можно было потянуть. Главное – в этом деле я все время чувствовал чью-то руку. Только не мог понять чью. Вы очень тонко все рассчитали, и если бы не случайности, вероятно, действительно вам не пришлось бы принимать… непосредственное участие, да и жертвы были бы только те, которые вы заранее внесли в свой список. Но пойдем с самого начала.

Самулович неожиданно весь как-то подобрался. От обычной мягкости и расслабленности не осталось и следа, и я понял, что, вероятно, именно таким видели его коллеги на операциях.