Убийство по-китайски: Золото

— Вы прошли через тяжкие испытания, госпожа Ку. Надо честно признать, при подобных обстоятельствах мало кто вел бы себя столь разумно, как вы. Я не стану поднимать вопрос о степени виновности женщины, которая не донесла о смертоубийстве вследствие того, что сама стала жертвой тягчайшего из злодеяний — насилия. В мои обязанности не входит обеспечивать законоведов материалом для их изысканий. Моя обязанность служить правосудию и добиваться, чтобы зло, порожденное преступлением, было исправлено. Посему я постановляю: суд не предъявляет вам никаких обвинений и передает вас на попечение вашему супругу, Ку Мен-пину.

Когда Ку выступил вперед, жена бросила на него быстрый взгляд. Он же, не обращая на нее ни малейшего внимания, спросил напряженным голосом:

— Есть ли какие-либо доказательства, ваша честь, что моя супруга была действительно изнасилована, а не упала в объятья этого негодяя добровольно?

У госпожи Ку перехватило дыхание от неожиданности, но судья Ди ответил ровным голосом:

— Имеются. — И достал из рукава носовой платок. — Эта вещь, которая, как вы сами признали, принадлежит вашей жене, была найдена не на обочине дороги, как мною было заявлено прежде, а среди хвороста в хижине, что стоит у входа в усадьбу Фана.

Ку пожевал губами. Затем сказал:

— В таком случае ваш покорный слуга полагает, что эта женщина сказала правду. Но согласно кодексу чести, каковой из поколения в поколение соблюдается в моем скромном семействе, супруга обязана покончить с собой немедленно после того, как подверглась поруганию. Не совершив сего, эта женщина опозорила мой дом, и я заявляю во всеуслышание, что обязан дать ей развод.

— Имеете на то полное право, — сказал судья Ди. — Запись о разводе будет произведена должным образом. Суд вызывает магистра Цао Хо-сьяня!

Магистр Цао преклонил колени перед судейским столом, что-то ворча себе в бороду.

— Итак, магистр Цао, — спросил судья, — согласны ли вы принять в ваш дом вашу разведенную дочь?

— Мое глубочайшее убеждение состоит в следующем, — возгласил магистр Цао, — там, где затронуты основы основ, несомненно следует поступиться личными интересами. Кроме того, в качестве человека общественно значимого я полагаю себя обязанным быть примером для прочих, даже если это меня как отца сокрушает до крайности. Ваша честь, я не могу принять дочь, которая нарушила священные устои нравственности нашего общества.

— Это также будет записано, — холодно произнес судья Ди. — Госпожа Цао отдается под опеку суда впредь до удовлетворительного решения ее участи.

Он дал знак старшине Хуну увести госпожу Цао, а сам обратился к хозяйке веселого дома:

— Ваша попытка принудить эту женщину работать на вас в вашем заведении есть преступление перед законом. Однако, учитывая то, что до сего утра вы не трогали ее, а также учитывая, что вы так или иначе исполнили то, что обязаны были исполнить, по отношению к суду, я на сей раз прощаю вашу вину. Но коль скоро ко мне поступит еще какая-либо жалоба на вас, вы подвергнетесь порке и лишитесь грамоты на ведение вашего дела. Это также касается ваших товарок. Идите и сообщите им об этом!

Хозяйка веселого дома поспешно удалилась. Судья Ди ударил молоточком и закрыл заседание.

Он покинул судейское место, и вдруг его как ударило — Тан исчез. На вопрос, куда он делся, Ма Жун ответил:

— Так ведь еще в самом начале, когда Цао вышел к помосту, тут Тан чего-то забормотал, мол, совсем он расхворался, и исчез.

— От этого старика одни неприятности! — рассердился судья Ди. — Если это продолжится, я отправлю его на пенсию.

Открыв дверь своего кабинета и увидев сидящих там старшину Хуна и госпожу Цао, он велел Ма Жуну с Цзяо Даем обождать немного в коридоре.

Усевшись за свой стол, он бодро начал:

— Итак, госпожа Цао, теперь надо решить, что нам с вами делать. Чего бы вы сами хотели?

Губы ее задрожали, но она сумела взять себя в руки и медленно проговорила:

— Теперь я понимаю, что согласно священным устоям нравственности нашего общества я должна была покончить с собой. Но, признаться, тогда эта мысль мне просто не пришла в голову. — Она вяло улыбнулась. — Если я и думала о чем-нибудь там, в усадьбе, так только о том, как бы мне выжить! Не то чтобы я боюсь умереть, ваша честь, но мне не очень нравится делать то, в чем я не вижу смысла. Я хотела бы, ваша честь, воспользоваться советом, который вы мне можете дать.

— Это правда, согласно нашему конфуцианскому учению, — ответил судья Ди, — женщина действительно должна блюсти чистоту и непорочность. Однако я часто задаюсь вопросом, не касается ли это предписание более души, нежели тела. Ибо учитель наш Конфуций сказал: «Пусть человечность служит вам высшей мерой». Я, например, твердо придерживаюсь того убеждения, госпожа Цао, что все предписания должно трактовать в свете сих великих слов.

Госпожа Цао с благодарностью взглянула на него. Подумала немного и сказала:

— Кажется, лучшее, что я могу сделать теперь, это уйти в монастырь.