Убийство по подсказке

– Не кажется ли вам, что Адеан чудовищно глуп, – спросил Базиль, – или он просто ничего не чувствует?

– Его не назовешь глупцом в обычном смысле этого слова. Я бы сказал, что у него есть интеллигентность, но нет интеллекта, он хитер, но далеко не мудр. И, конечно, он не обладает ни одним из достоинств, вызывающих симпатию, у него нет ни шарма, ни… такта. Это лишает его возможности добиться успеха. Он никогда не умел скрывать собственный эгоизм, как это делает большинство из нас, поэтому его так не любят.

– Прибегнет ли он ко лжи, если такая ложь поможет ему поставить собственную пьесу?

– Думаю, что да.

– А что вы скажете о тех трех ваших знакомых или друзьях, которые находятся под подозрением?

– Леонард – это настоящий актер старой школы, которому по плечу любая роль. Ванда и Род – представители современной актерской манеры игры – безыскусный натурализм, доведенный до абсурда.

– Спасибо, Сеймур. Но, простите, я хочу задать вам еще один вопрос. – Базиль внимательно смерил взглядом насторожившегося Хатчинса. – Скажите, слово «канарейка» говорит вам что-нибудь в связи с этими тремя актерами – Вандой, Леонардом и Роднеем?

– Нет, ничего.

На лице у Хатчинса появилось такое озадаченное выражение, что Базиль поспешил объяснить ему цель поставленного вопроса.

– На достаточно разумном основании мы полагаем, то убийца наточил нож, которым совершил убийство, в точильной мастерской Лазаруса. Перед выходом оттуда он пустил из клетки канарейку. Судя по всему, это какая-то прихоть, каприз, но, вероятно, здесь кроется какая-то причина. Подумайте о прошлом этой троицы и, может, вам удастся предположить что-нибудь в этой связи.

– Вряд ли, – ответил Хатчинс, подумав минутку. – Вы считаете, что этот факт может служить каким-то сигналом, символом?

– Честно говоря, я не знаю. Конечно, большинство преступников – невротики. Преступление – это, по сути дела, форма невроза. Вот почему преступники обожают всевозможную символику, фетишизм. Я могу привести пример сотни подобных случаев: взломщики, которые оставляют на месте преступления какую-нибудь разноцветную тряпку, убийцы, рисующие черных кошек, других животных и т. д.

– Но что может символизировать канарейка? – Было заметно, интеллектуальное любопытство Хатчинса становилось все настойчивее. – А не поможет ли нам словарь? Ну-ка, ну-ка… – Он подошел к полке, взял из ряда толстых книг одну и раскрыл, положив себе на колени, начал читать вслух, включая сокращения.

– Ка-на-рей-ка (кн. – мн.ч.). «От исп. «ca a o», птица, вид танца. От лат. «Канарские острова», названные так из-за обитавших в тех краях собак огромного размера. (По лат. «canis» – собака.)

2. Вино, производимое на Канарских островах.

3. Старинный танец (уст.).

4. Птичка канарейка или характерный для нее цвет.

5. Канарейка – вид певчих птиц, типа зяблика, жительница Канарских островов, повсеместно считается любимой птицей для домашнего содержания; наиболее распространенная в мире птица, приспособленная долгое время жить в неволе. Вот все. Как видите, особой помощи от словаря мы не получили, – сказал Хатчинс, посмотрев на Базиля с беспомощной улыбкой. – Собака, остров, вино, танец? Небогатый выбор.

– Достаточно, достаточно, – перебил его Базиль. – Вы еще больше запутываете все дело!

Хатчинс рассмеялся и звонко захлопнул книгу, Базиль встал и взял свою шляпу. В окнах многих домов уже загорелись огоньки лампочек, которые гирляндами висели в надвигающихся сумерках. И вдруг он увидел огненные письмена: «Теперь время для чашки тилбургского чая». Только сейчас он начал понимать, почему линия горизонт выглядела до странного ему знакомой – это был тот самый вид, который он рассматривал под другим углом.

– Вон та стена с пожарной лестницей, вероятно, и есть стена Королевского театра, – воскликнул он. – А вон то маленькое строение напротив нас и есть то сам здание – «налогоплательщик», которое находится рядом тупиком, ведущим к служебному входу в театр!

– Да, вы правы. – Хатчинс не отрываясь следил за глазами Базиля. – Не правда ли, забавно, как небольшое смещение угла зрения может изменить весь окружающий пейзаж?

– Наверное, эта горящая неоновая надпись небоскреба Тилбери действует вам на нервы?

– Ко всему привыкаешь…

Когда Базиль был уже у двери, Хатчинс его окликнул.

– Одну минутку, доктор. – Он отложил книгу в сторону и подошел к Базилю. – Знаете, вы что-то нечаянно сейчас сказали весьма важное.

– Что именно?

– Вы сказали, что я своими рассуждениями еще больше запутываю все это дело с канарейкой. А вам не приводила в голову идея, что вы сами это запутываете еще больше?

Базиль не смог сдержать улыбки.