Мы прошли по тропинке вдоль живой изгороди из тиса, мимо цветочных клумб. Тропинка вилась вверх по лесистому склону холма; на вершине его была небольшая вырубка, и там стояла скамейка, откуда открывался великолепный вид на нашу деревеньку и на пруд внизу, в котором плавали золотые рыбки.
— Англия очень красива, — сказал Пуаро. Он улыбнулся и прибавил вполголоса:
— А также английские девушки. Т-с, мой друг, взгляните на эту прелестную картину внизу.
Только теперь я заметил Флору. Она приближалась к пруду, что-то напевая. На ней было черное платье, лицо сияло от радости. Неожиданно она закружилась, раскинув руки и смеясь, ее черное платье развевалось. Из-за деревьев вышел человек — Гектор Блент. Девушка вздрогнула, выражение ее лица изменилось. — Как вы меня напугали! Я вас не видела.
Блент ничего не ответил и молча смотрел на нее. — Что мне в вас нравится, — насмешливо сказала Флора, — так это ваше умение поддерживать оживленную беседу.
Мне показалось, что Блент покраснел под своим загаром. Голос его, когда он заговорил, звучал необычно смиренно:
— Никогда не умел разговаривать. Даже в молодости.
— Наверное, это было очень давно, — сказала Флора серьезно, но я уловил смешок в ее голосе.
Блент, впрочем, мне кажется, не уловил.
— Да, — подтвердил он, — давно.
— И каково чувствовать себя Мафусаилом? — осведомилась она.
Ирония стала явной, но Блент следовал своему ходу мыслей.
— Помните этого парня, который продал душу дьяволу? Чтобы стать молодым? Об этом есть опера.
— Вы имеете в виду Фауста?
— Да. Чудная история. Кое-кто поступил бы так же, если б мог.
— Послушать вас, подумаешь, что вы уже дряхлый старец, — вскричала Флора полусмеясь, полусердито.
Блент промолчал, затем, не глядя на Флору, сообщил ближайшему дереву, что ему пора возвращаться в Африку.
— Еще экспедиция? Стрелять дичь?
— Полагаю — да. Как обычно, знаете ли… Пострелять то есть.
— А эта оленья голова в холле — ваша добыча? Блент кивнул и, покраснев, пробормотал:
— Вы хорошие шкуры любите? Если да, я всегда… для вас…
— Пожалуйста! — вскричала Флора. — Вы серьезно? Не забудете?
— Не забуду, — сказал Гектор Блент. И прибавил с неожиданным взрывом общительности:
— Мне пора ехать. Я для такой жизни не гожусь. Я неотесан и никогда не знаю, что надо говорить в обществе. Да, пора мне.
— Но вы же не уедете так сразу? — вскричала Флора. — Пока у нас такое несчастье. Ах, если вы уедете… — Она отвернулась.
— Вы хотите, чтобы я остался? — просто и многозначительно спросил Блент.
— Мы все…
— Я говорю только о вас, — напрямик спросил он. Флора медленно обернулась и посмотрела ему в глаза.
— Да, я хочу, чтобы вы остались, — сказала она. — Если… если мое желание что-то для вас значит.
— Только оно одно и значит, — сказал Блент.
Они замолчали и молча присели на каменную скамью у пруда. Казалось, оба не знают, что сказать.
— Такое… такое прелестное утро, — вымолвила наконец Флора. — Я так счастлива, несмотря на… на все. Это, верно, очень дурно?
— Только естественно, — сказал Блент. — Ведь вы познакомились со своим дядей всего два года назад? Конечно, ваше горе не может быть глубоким. И так лучше, чем лицемерить.
— В вас есть что-то ужасно приятное, успокоительное, — сказала Флора. — У вас все так просто.
— Обычно все и бывает просто, — сказал Блент.
— Не всегда. — Голос Флоры упал.
Я увидел, что Блент отвел свой взгляд от побережья Африки и взглянул на нее. Вероятно, он по-своему объяснил перемену ее тона, так как произнес ворчливо:
— Не волнуйтесь же так. Из-за этого парня, я хотел сказать. Инспектор — осел. Все знают, что подозревать Ральфа нелепо. Посторонний. Грабитель. Единственно возможное объяснение.
— Это ваше искреннее мнение? — Она повернулась к нему.
— А ваше? — быстро спросил Блент.
— Я… О, конечно! — Снова молчание. Затем Флора торопливо заговорила:
— Я объясню вам, почему я так счастлива сегодня. Вы сочтете меня бессердечной, но все же я хочу сказать вам. Сегодня был поверенный дяди — Хэммонд. Он сообщил условия завещания. Дядя оставил мне двадцать тысяч фунтов. Двадцать тысяч!
— Это имеет для вас такое значение? — Блент удивленно посмотрел на девушку.
— Такое значение? В этом — все! Свобода… жизнь… Не надо будет терзаться из-за грошей, лгать… Притворяться благодарной за поношенные вещи, которыми стремятся облагодетельствовать вас богатые родственники. За прошлогодние пальто, юбки и шляпки.
— Не знаток дамских туалетов. Всегда считал, что вы одеваетесь шикарно.
— Но мне это немалого стоит. Впрочем, не будем говорить о неприятном. Я так счастлива. Я свободна. Могу делать что хочу. Могу не… — Она не договорила.
В руке Блента была палка. Он начал шарить ею в пруду.
— Что вы делаете, майор Блент?
— Там блестит что-то, вроде золотой броши. Я замутил воду, теперь не видно.
— Может быть, это корона? — предположила Флора. — Вроде той, которую видела в воде Мелисанда.
— Мелисанда, — задумчиво пробормотал Блент. — Это, кажется, из оперы?
— Да. Вы, по-видимому, хорошо знакомы с операми.
— Меня туда иногда водят, — печально ответил Блент. — Странное представление об удовольствии — хуже туземных барабанов.