Убийство с гарантией

Кирилл может не выжить. Но все, о чем он думал, — это о суде. И сейчас он объяснял Пупсу: «Прокурор наверняка будет шить ему сто пятую, но раз дело было по пьяни, туда-сюда, защита, скорее всего, настоит на сто одиннадцатой». Следователя к Кириллу все-таки недавно пустили, и настроение у него, когда он убедился окольными путями, что Андрей «не рыпается», а говорит все, чему его учили, улучшилось. «Я сказал, что я не в претензии, — продолжил Кирилл, осушив стакан воды (пить он стал больше, чем обычно), — но тут уже полюбовно не разойтись. Все равно немножко посидеть ему придется. Если бы не эта дурная бабка…» — «Ладно, ты, главное, поправляйся», — сказал Пупс. Разговор его уже утомил. «Вику жалко, столько ей вытерпеть пришлось». — Кирилл не уловил прощальных ноток в голосе Пупса. Она не подняла глаз, потому что раскладывала лекарства Кирилла по ячейкам таблетницы. Желтые и голубые — самые важные, остальные — так, полезный гарнир. Пришла докторша, катя перед собой штатив для капельницы, и Пупс наконец ретировался.

Она не решилась сказать об этом Кириллу, но старуха с сиреневыми волосами, которая вызвала полицию, скончалась в этой же больнице на второй день после преступления. У Нины (так ее все-таки звали) оказалось паршивое сердце. Увиденного оно не перенесло. Старуха провела один день в реанимации и еще один в палате интенсивной терапии, и даже, говорили врачи, ей стало лучше, но утром она отошла. Оформлять документы приехала какая-то Нинина родственница с лошадиным лицом. Вика хотела бы подойти и выразить свое сочувствие, но как она представилась бы? «Это я, та, из-за которой умерла ваша Нина»? Смерть Нины стала лишь небольшим эпизодом дурного сна, в котором уже ничему не удивляешься. Глядя на лицо родственницы, выслушивающей соболезнования врача, она впервые в жизни всерьез задумалась: а не будет ли лучше, если и она умрет? Просто ляжет вечером спать, а утром не встанет? Или вскроет вены в теплой воде. Мысль была так сладка, так искусительна! Весь этот кошмар наконец прекратится. Да и остальным станет только лучше, если она умрет. Она источник лишь бед и несчастий.

Но передышка ей все-таки светила. Антибиотики ли помогли или икона, но на следующий день температура наконец оставила Кирилла в покое. Это было чудо. В положенный час температура не пришла. Не вернулась она и на следующий день. Эти сутки Вика старалась тише дышать. Кирилл потел так, что приходилось менять простыни на свежие раз в два часа. Он еще сильнее ослаб, но уже было понятно — это слабость выздоровления, облегчения. С потом из него выходит болезнь. Кожа все еще темная, но под ней уже играют свежие эритроциты.

В город пришла зима, не тайком и урывками, а на правах официальной хозяйки. Они с Кириллом сидели на лавочке в больничном садике (в тот день его впервые выпустили погулять) и ладонями ловили снежинки, и тогда-то Кирилл впервые упомянул имя «Иван», которое ее поначалу не насторожило. Она решила: Кирилл взвинчен, вот и рассказывает зачем-то о своем друге. Не все ли равно, о чем говорить. Лишь бы не о суде, которым он уже достал. Главное, что он жив! А со всем остальным они разберутся. Ей тоже хотелось говорить обо всем на свете, потому она спросила: а какой он, этот твой Иван?

Но спустя какое-то время она поняла — Кирилл намеренно выбрал для своей новости момент, когда она находилась в эйфории. Чтобы она с большим энтузиазмом ее приняла.

Температуры не стало, но судебная горячка у Кирилла осталась. Ни о чем, кроме предстоящего мероприятия, он подолгу говорить не мог. Сказав ей мимоходом, что обязательно познакомит ее как-нибудь со своим новым партнером Иваном, он снова стал взвешивать шансы Андрея на то, чтобы получить минимальный срок. «Все равно ее показания нам были бы только во вред, — сказал Кирилл, когда она призналась наконец, что Нина скончалась, — лучше бы она умерла еще раньше. По дороге к нам. Тогда вообще ничего бы этого не было».

Закон что дышло, это она очень хорошо стала понимать в последние дни. От того, какими глазами на суде посмотрят на содеянное, зависит жизнь Андрея на ближайшие пять лет. А то и на все двадцать. Вот один человек ударил другого ножом. За это ему светит или сто пятая — «попытка убийства», или сто одиннадцатая — «нанесение тяжких телесных». Человек один хрен пырнул ножом другого так, что тот чуть коньки не отбросил, а между наказаниями — пропасть. А разница-то всего лишь в желаниях преступника. Не тяжесть ранений интересует следствие, а именно наличие или отсутствие намерения убивать. То, что невозможно доподлинно знать. Какие такие фокусы должно использовать следствие, какую магию, чтобы доподлинно установить, что Андрей действительно хотел смерти Кириллу? Закон косен, глуп, неповоротлив, и его можно трактовать, как тебе нравится.