Убийство Сталина в год змеи

Булгаков неоднократно переделывал пьесу и менял ее название. «Батум» — это окончательная версия, а среди ранних названий были и такие, как «Юность штурмана», «Мастер», «Пастырь». То есть, уже заканчивая работу над «Мастером и Маргаритой», Булгаков мысленно ассоциировал розенкрейцерский образ Мастера не с пишущим в стол абстрактным гуманистом, подпавшим под демоническое обаяние принимающей кровавые молодильные ванны аферистки Маргариты, а с вполне конкретным политиком-практиком Сталиным. А в «Мастере и Маргарите» Сталин у Булгакова уже будет не мастером, а Мессиром (впрочем, роман носит явно матричный характер и требует дополнительной расшифровки; рекомендуем вам ознакомиться с работой ВП СССР «М. и М: гимн демонизму? либо Евангелие беззаветной веры»).

Да и окончательное название пьесы «Батум» главным образом ассоциируется с египетскими богами Батой, почитавшимся в образе быка, или самим Атумом, заходящим солнцем (одна из ипостасей все того же бога солнца Ра). Вполне возможно, что Булгаков и задумывал название пьесы как игру слов: Ба Атум означает «душа заходящего солнца» и звучит в высшей степени эзотерически. Вполне в духе чрезвычайно популярного в те годы танго Ежи Петербургского «Расставание» (1936):

Утомленное солнце

Нежно с морем прощалось,

В этот час ты призналась,

Что нет любви…

(стихи Иосифа Альвека)

В том, что Михаил Афанасьевич понимал толк в подобного рода апокалиптическом символизме, сомневаться не приходится. Дело не только в том, что его отец, Афанасий Иванович, был профессором Киевской Духовной академии и доктором богословия. Как сообщает в своей последней книге «Русский голем» Юрий Воробьевский (горячо ее рекомендуем всем нашим читателям!), Михаил Булгаков вступил в конце 20-х годов в орден тамплиеров, а это те же розенкрейцеры, только с другой вывеской.

По свидетельству В. Немировича-Данченко, пьеса юбиляру понравилась, но он же категорически воспротивился ее постановке, так что «Батум» — единственная работа Булгакова, запрещенная самим Сталиным. Из чего мы можем сделать вывод, что и ему был очень хорошо понятен заключенный в ней символизм. Несомненно, в пьесе хватает странностей, способных вызвать недоумение непосвященного зрителя. Например, уже в самом ее начале, при описании процедуры исключения из семинарии, молодой Джугашвили отвечает на обличительно-назидательную речь ректора нахально лаконичным «Аминь!», а выданный ему при исключении «волчий» билет тут же флегматично рвет на кусочки. И хотя автор вслед за этим предпринимает попытку объяснить столь вызывающую реакцию исключенного из семинарии юноши («Я сказал "аминь" машинально, потому что привык, что всякая речь кончается этим словом.» — Сталин) у читателя/зрителя все равно остается ощущение, что имелось в виду нечто совсем другое. Вот и Гитлер после назначения 30-го января 1933 г. на пост рейхсканцлера взял почему-то в первое время привычку заканчивать все свои речи словом «Аминь». (Х. Кардель) А второй том его программной работы «Майн Кампф» (что подразумевает «Майн Каф») напечатал на машинке под его диктовку управделами НСДАП фельдфебель Макс Аманн.

[Справка: «Аминь» — имя фиванского бога воздуха и ветра (он же — Амун, Амон, Амен, что, согласно египетскому жрецу Манетону, означает «сокрытый»; позднее, в эпоху религиозного синкретизма был объединен с гелиопольским богом Ра в единое солнечное божество Амон-Ра; многие его качества были «унаследованы» богом Сетом). В системе каббалистического символизма, «Аминь» — “the holiest title of God” и «наиболее духовная форма септернера» (А. Кроули). По своей числовой мере (91) «Аминь» приравнивается титулу Яхве Адонай (тоже 91) и через дополнительный ряд гематрических манипуляций признается одной из форм Тетраграмматона, священного четырехбуквенного имени Бога.]

Затем по ходу пьесы выясняется, что молодой Сталин уже на тот момент (т. е., уже в 1899 г.!) полностью сознавал свое высокое предназначение: