Убийство церемониймейстера

– Оголтелый! Придворная карьера для него идея фикс. Да он только об этом и говорит! В итальянскую оперу ходит, хотя в музыке ни уха ни рыла. Но там бывают всякие знатные персоны, есть шанс попасться им на глаза, вот Илиодор и шляется туда. Засыпает посреди действия, храпит, его будят… Смех и грех.

– То есть соучаствовать в убийстве способен! А вы вначале сказали, что Дуткин – добряк.

– Сказал. Все мы добряки, пока нас не берут за живое. Потом, лично он не убивал?

– Нет, это сделал один уголовный.

– Ну вот видите! На руках крови нет, а совесть – вещь гуттаперчевая.

Они еще немного поговорили о новостях. Шоля интересовали слухи о проделке Абазы и возможных последствиях его разоблачения. Лыков честно рассказал, что знал. Он всегда помогал своим осведомителям – сведениями, рекомендациями, чем придется. Все это окупалось потом сторицей.

В девять вечера сыщик вернулся на Фонтанку. Там уже все было готово, ждали только его с разрешительными бумагами. Обыск и изъятие корреспонденции решили провести у всех подозреваемых одновременно. Валевачев должен был нагрянуть к Лерхе, титулярный советник Гольтгойер из Секретного делопроизводства – к Дуткину. Себе Алексей выбрал Арабаджева. В слабых сумерках белой ночи три закрытых экипажа выехали на набережную. Обыватели провожали их понимающими взглядами…

Спать сыщику в эту ночь пришлось мало. В девять до полудня он уже сидел в кабинете и снимал с Лерхе допрос. Дипломат был мрачен. Он повторил под запись историю с вызовом Дашевского на дуэль. Тут выяснилось, что последний действительно жаловался на него полиции! Викентия Леонидовича вызвали к приставу, и тот упрашивал ревнивца быть благоразумным – разумеется, безуспешно. На этом градоначальство сочло свою роль выполненной и умыло руки. Фамилию дамы, из-за которой произошла ссора, Лерхе вновь отказался назвать. Он дал подписку о неотлучке с места жительства и удалился.

Следующим зашел Арабаджев. Этот не добавил к своим прежним показаниям ничего нового. Василий Михайлович играл в оскорбленную невинность и обещал пожаловаться в «высокие сферы». Про историю с кинжалом Лыков умолчал.

Дуткин явился последним и насмешил Алексея. Повторив свой рассказ, он не глядя подписал протокол и спросил о самом главном:

– Скажите, а это может повредить мне в придворной карьере?

– Если заказчик убийства вы, тогда повредит, – уверил Простака сыщик.

– Ну нет, не я.

– Тогда вам нечего опасаться.

Дуткин облегченно вздохнул, но тут же снова расстроился:

– Говорят, государь не любит министерство финансов! Он считает, что мы сдерживаем развитие производительных сил России.

– В МИДе тоже жаловались, что Его Величество их не любит. А судья мне говорил, что государь ненавидит всех судейских. Не обращайте на это внимания.

– Правда? Ну хорошо. Ой! А если у меня в формуляре будет записано, что я находился под следствием? Это же пятно на всю жизнь! Меня никогда не возьмут к Высочайшему Двору!

– Следствие по этому делу пусть вас не пугает. Дознание обнаружит виновных и сразу передаст улики в юстицию. Подозреваемых, чья невиновность подтвердится, это никак не затронет.

– Спасибо! – с чувством произнес Дуткин и ушел довольный. Единственный довольный из всей троицы…

Закончив с допросами, Алексей взялся было за конфискованную корреспонденцию. Но пришел посыльный и принес запечатанный конверт. На нем стояла подпись Эффенбаха. Вот молодец! Уже прислал данные на Снулого.

Сыщик сломал печати и извлек два листа бумаги. Где же фотокарточка? Ее не оказалось, и Алексей стал читать письмо своего приятеля:

«Приветствую тебя, о Великий! Приехал бы в гости, а?

Теперь о деле. Человека, которого ты ищешь, зовут Спиридон Агейчев. Он шесть лет служил под моим началом. Из вольнонаемных – самый лучший. Натура приметная. Как говорят французы, он имел шаг над всеми остальными. Другие агенты подчинялись ему беспрекословно, а кто не хотел, того Агейчев выживал. Физически неимоверно крепок, почти как ты. Храбрый. Не то чтобы умный, но хитрый и сообразительный, решения принимает мгновенно. Фартовые на Москве его боялись. Жестокий до бессердечия. А поскольку для нашего сыскного дела это бывает полезно, мы с обер-полицмейстером терпели. И даже, если честно, поощряли. Начнет арестованный запираться, мы отдаем его Спиридону – у того сразу заговорит.

Посклизнулся Агейчев на том, что не сдавал конфискованное. А что сдавал, потом часто «терялось». Когда мы нашли его тайник, добра в нем оказалось на десять тысяч!

Что еще сказать? Поймать его будет очень трудно. У меня не получилось. Почуял, сволочь, неладное и в последнюю минуту исчез. Как ловят, все секретные инструкции Спиридон знает наизусть. Слабостей каких-то, на которых можно ухватить, у него нет. В карты не играет, пьет умеренно, бабы для него ничего не значат. Вот разве что жадный. Умеет подчинять себе людей. Все вокруг для него дешевле навоза.

Когда выследишь его, будь осторожен. И силен, и смел, и ловок, и опыта не занимать ему. Не раз схватывался с уголовными и всегда одерживал верх.