Убийство у синего моря

Внутри меня что-то щелкает. Спину пронзает дрожь. Лёвенстрёмская больница. Ингрид делает глоток чая. Сморщивается и садится обратно за стол. Ставит чашку перед собой.

– Горячо. Слишком горячо.

– Так что же было потом?

Она убирает со лба прядь седых волос, заправляет ее за ухо.

– Знаешь что, Силла? К тому времени, когда все это произошло, в 1988 году, я уже начала свыкаться с этим. Смирилась с тем, что мы с Лайлой живем разной жизнью и что в этом нет ничего такого. Но потом случилось нечто, изменившее все. Для меня, но прежде всего – для Лайлы.

Ингрид замолкает. И молчит довольно долго. После чего я шепотом произношу:

– Кажется, я знаю, в чем дело.

– Вот как? Ну тогда говори.

– Лайла забеременела.

И я киваю самой себе. Ну конечно. Что еще могло ухудшить отношения между сестрами? Нарушить зыбкий баланс? Еще больше обострить соперничество? Вовсе не обязательно быть журналистом скандальной прессы, чтобы понять это.

– Ты права, Силла. Мне было тридцать пять, когда Лайла забеременела. Тридцать пять. Еще не старуха, но уже и не молоденькая. Я отчаялась завести детей. Много лет я жила с мужчиной и каждый раз, когда мы занимались любовью, я просила его подарить мне ребенка.

– Вы в самом деле хотели завести детей.

– Это было единственное, чего я хотела. Не потому, что дети – смысл жизни, и уж подавно не потому, что это помогло бы что-то решить. Но в каком-то смысле я думаю, что…

Она глубоко вздыхает.

– Только став матерью, я смогла бы исправить те ошибки, которые совершили мои родители. Любовь к ребенку навсегда избавила бы меня от чувства безысходности и неуверенности в себе.

– Но вы так никогда и не забеременели?

Ингрид делает новый глоток чая.

– Мм. А вот теперь в самый раз.

Я продолжаю тереть друг о друга привязанные к спинке стула запястья в надежде скинуть петлю, стараясь действовать при этом как можно незаметнее. Получится ли? Мне кажется или узел все же немного ослаб?

– Да, Силла, я так никогда и не забеременела. Никогда, никогда. А мужчина, которого я любила, он бросил меня. И знаешь почему?

Я медленно качаю головой. Да, узел явно уже не такой тугой.

– Он больше не мог быть со мной. Он был слишком сильно влюблен. Но не в меня. В Лайлу. И он ушел. Ему стало слишком больно постоянно иметь перед глазами напоминание о Лайле в моем лице. О Лайле, которую он хотел, но не мог обладать. Представляешь, каково это, Силла?

– Нет.

– Конечно, куда тебе.

– А потом Лайла забеременела?

– Да. Хотя вот уж кто совсем не мечтал иметь детей.

Ингрид рассмеялась.

– До чего странно устроена жизнь. По-дьявольски бессмысленно. Она не хотела иметь детей, они не были ей нужны. И тем не менее Вселенная почему-то решила, что малышка Лайла заслуживает их. Да еще и двойню. И сестра решила оставить их. Почему – ума не приложу. Наверное, когда она наконец поняла, как далеко зашла, было уже слишком поздно что-либо менять. Она решила во что бы то ни стало родить этих детей. Весьма эгоистичное, на мой взгляд, решение. Дети должны расти с родителями, которые их любят. А из Лайлы, моей дорогой сестренки, не вышло бы стоящей мамаши.

Пока Ингрид пьет свой чай, я думаю о судьбе Лайлы. Близняшки. Мадлен и Элла. Но я по-прежнему не понимаю, при чем здесь они.

– И что же вы тогда сделали? Похитили ее?

Ингрид подняла голову и в упор посмотрела на меня.

– Я уже говорила, что никогда не делала ничего плохого своей сестре. Но я сделала ей одно предложение. Знаешь, как-то раз я сидела в ординаторской больницы, где я работала…

По моей коже ползет холодок. Но я решаю ничего не говорить. Ингрид не нужно знать, что еще мне известно. Иначе есть риск, что тогда она еще быстрее покончит со мной.

– И разговорилась с одним из тамошних врачей, с которым была знакома.

Роджер, мысленно произношу я.

– Его звали Роджер. Он был женат на другой медсестре из этой же больницы. Ее звали Карин. Я знала, что они уже долгое время пытаются завести детей, но безуспешно. В больнице было в тот день спокойно. Кажется, это был выходной день и на дворе стояла осень. На Роджера что-то такое нашло, и он поделился со мной наболевшим. Признался, что они с женой оба отчаялись завести детей. Но больше всего страдала Карин. Она впала в глубокую депрессию, и Роджер был уверен, что ребенок смог бы спасти ее. Подарить ей смысл жизни.

– И тогда вы предложили им помочь?

– Да. Точнее, нет. Не тогда и не там. Но разговор на эту тему заходил все чаще и чаще. И у меня начала созревать идея. Тебе стоит знать, эти люди… Роджер и Карин. Они были не такими, как все.

– Как это?

– Да, именно так. Они были… своеобразными. А если уж совсем начистоту, то в их присутствии мне бывало слегка не по себе. Они оба были странными. Очень замкнутыми. Ни друзей, ни семьи… Иногда я даже спрашивала себя, а вдруг они немного… того.

Я чувствую, что узел еще немного ослаб. Возможно, мне удастся выбраться отсюда. Возможно, все возможно.