– Как та шляпа, которую мы все видели в субботу вечером у пруда, когда вытащили тело?
– Вроде бы такая.
Под скептическими и недоверчивыми взглядами следователей парнишка смутился и, извинившись, попросил стакан воды.
– Фрэнк, разве не ты ударил Хейзел по голове и бросил ее тело в пруд? – спросил О’Брайен по возвращении. – Скажи правду сейчас.
– Нет, сэр, я этого не делал! Да я бы и с собакой ничего подобного не сделал. Я не имею к этому никакого отношения, – пролепетал Смит.
– Почему ты так интересовался Хейзел, спрашивал у соседей, была ли она в доме дяди?
– Черт возьми… Я только хотел знать, была ли она у Тейлора, чтобы зайти и поздороваться. Честно, это все, – пробормотал он, заикаясь.
Смит словно потерялся в своем собственном мире. О’Брайену показалось, что он уловил запах спиртного в его дыхании. Добиться от него откровенности казалось невозможным. Он подумал, что тело может принадлежать Хейзел, но на самом деле не думал об этом. Он вышел из фургона Руди, чтобы прогуляться с ней… или не вышел. Иногда он вспоминал, как она говорила, что собирается к своему дяде, иногда она ничего не говорила. Может быть, она уехала трамваем из Троя, а может быть, и нет. Они почти не разговаривали, разве что поздоровались, она остановилась и немного поболтала с ним.
После заявления О’Брайена репортер «Бингемтон пресс» и «Лидер» описал показания Смита как «запутанную мешанину из оговорок и поправок, так что Уильям П. Пауэрс из окружной прокуратуры с трудом справлялся со стенографией».
О’Брайен сказал, что заявления Смита «неудовлетворительны». Не будучи «чересчур сообразительным», он «скрытен в некоторых отношениях и, защищая свои ответы, демонстрирует незаурядную хитрость». Не подозревать его невозможно.
– До сих пор, – добавил окружной прокурор, – Смит был ближе всех к Хейзел незадолго до ее смерти. Я не говорю, что он знает о том, как она встретила смерть, но я утверждаю, что его поведение, мягко говоря, очень странное. Судя по тому, что мы узнали, он думал о ней… Почему? Я не берусь отвечать на этот вопрос, но предположений достаточно.
Во вторник, 14 июля, почтмейстер из Сэнд-Лейка Джордж Шрайнер выступил с рассказом о своей собственной странной встрече с молодым человеком в ночь на 7 июля. В тот вечер они, Шрайнер и Альфред Кармен, сидели на крыльце почтового отделения на Табортон-роуд. Незадолго до 23:00 мимо них с безумным видом промчался Смит и, остановившись у аптеки доктора Айзека Райта, начал стучать в дверь.
– Он был без шляпы, взволнован и задыхался. Бросился в аптеку через улицу и постучал в дверь. Не получив ответа в течение двух минут, он перебежал к нам через улицу и крикнул: «Где аптекарь? Быстрее, я должен немедленно попасть в магазин. Скорее, скажите мне! И помогите попасть туда!»
– Это был Фрэнк Смит. Мы оба знали его. Мы сказали ему, что заведение закрыто. У него закатились глаза, он повернулся, снова посмотрел на аптеку, потом на нас и в следующую секунду умчался. Мы видели, как он промчался мимо отеля Криса Крейпа и скрылся из виду на дороге к пруду Тила. Я вижу его частенько, но никогда раньше не видел таким возбужденным. Он так внезапно появился и так же внезапно исчез. Мы были по-настоящему поражены, даже при том, что от Смита обычно и не ждешь ничего, кроме глупости.
В заключение Шрайнер сказал, что ни он, ни его друг Кармен «не могут ошибиться в отношении дня, времени, личности и происшествия».
Неужели Фрэнк Смит непреднамеренно поранил Хейзел и бросился к Райту за медицинской помощью?
Столкнувшись со следователями в последующем интервью, Смит, который первоначально сказал, что после Харриса отправился прямо домой, признал, что рассказ Шрайнера – правда, но его странному поведению есть простое объяснение. Выйдя со станции, он направился в отель Крейпа, где встретил двух отдыхающих из Нью-Йорка, которые поспорили с ним, что он не сможет добежать до аптеки и обратно в течение пятнадцати минут. В качестве доказательства они потребовали, чтобы Смит принес карточку из аптеки. За одним воспоминанием нахлынули другие, и он вспомнил, что позже той ночью заключил еще одно пари, в котором от него потребовалось семьдесят пять раз обежать вокруг дерева.
После этого допроса Кей признался Пауэрсу: «Не могу дождаться, когда вернусь наконец в Трой».