Большинство англосаксов наверняка с интересом следили за конфликтом среди элиты и с неподдельным любопытством прослеживали титулы и родословные участников событий. История убийства еврея и вины сэра Симона быстро разошлась по Норвичу и окрестностям: «Молва шла повсюду» (
Вне зависимости от того, жалели его, восторгались или боялись, Симон был в долгах, и не стоит удивляться тому, что он во всем винил тех, в зависимости от кого находился. Возможно, распаленный проповедями людей, подобных Арнульфу из Лизье, брату Ральфу и иным подобным проповедникам, стареющий рыцарь думал, что ему почти нечего терять, если он убьет своего заимодавца. Следуя совету тех церковных лидеров, кто жестко высказывался против евреев и ростовщичества, Симон чувствовал свою правоту в совершении мести. Он несомненно – и справедливо – полагал, что, если дело дойдет до суда, его будут умело защищать епископ и местные монахи. Вероятно, что статус рыцаря (и, возможно, бывшего крестоносца) также способствовал его оправданию в глазах общества[308]
. Рыцари часто оказывались в долгах. Чтобы платить за дорогостоящее снаряжение, а также поддерживать подобающий стиль жизни и платить своим людям, они обращались за наличными к ростовщикам. Пребывая за границей, они по большей части не получали никаких доходов и по необходимости грабили крестьян[309]. А если рыцарям не доставалось никакой добычи в военных походах, то им приходилось полагаться на непостоянные доходы от сельского хозяйства, которое вели для них арендаторы на землях, приобретаемых рыцарями в обмен на вассальную службу.Рыцари были привычны к насилию. «Англосаксонская хроника» и «Деяния Стефана» (1149) свидетельствуют, что акты насилия совершались ими один за другим, и они не стеснялись с особенным удовольствием нападать на церковную собственность. Многие из них признавались в своих преступлениях, пытаясь в конце жизни возместить ущерб[310]
. Военное дело, к которому их готовили с отрочества, означало убийства и запугивание. Рыцарство и куртуазная любовь, только начавшие развиваться в литературе XII века, не могли скрыть реальную жестокость средневековых воителей. Было множество примеров того, что рыцари нападали на церкви и монастыри, насиловали, совершали поджоги, занимались вымогательством и творили другие преступления. В Восточной Англии, например, во время гражданской войны Губерт де Мончезни захватил земли аббатства св. Бенета в Хольме, Джон де Чезни с еще одним рыцарем присвоили маноры норвичских монахов, а Вильгельм де Варенн жестоко обошелся с соседними аббатствами[311]. Пресловутое нападение на аббатства Рэмзи и Или, совершенное Жоффруа де Мандевиллем, навлекло на него презрение и страх клириков (но когда граф умер в 1144 году, это не помешало двум религиозным учреждениям вступить в жаркий спор за право торжественно похоронить его бренные останки и молиться за упокой его души)[312].Еще чаще, чем рассказы о набегах рыцарей на монастыри, встречаются истории о том, как рыцари нападали на еврейских банкиров, чтобы уничтожить свои долговые записи. Самый известный случай произошел в Йорке в 1190 году после коронации Ричарда I в 1189‐м[313]
. Опасения баронов, отразившиеся в Великой хартии вольностей (1215 год), также показывают отчаяние, в которое приходили рыцари из‐за растущих процентов. В конце XII века, пытаясь остановить нападения на дома евреев, совершавшиеся с целью сжечь долговые обязательства, король приказал установить в различных английских городах сундуки (Поэтому неудивительно как то, что норвичский рыцарь попытался решить свои финансовые проблемы, убив банкира, которому был должен, так и то, что в 1149 году это преступление не возмутило современников Симона[316]
. Равным образом убийство банкира не привлекло и внимания исследователей, ибо имелись все основания полагать, что в XII веке таких нападений происходило много. Во многих отношениях убийство в Норвиче было типичным преступлением того времени.