Убийство в Амстердаме

Шафина бен Даман и Ламия Абасси, возможно, являются исключением, но я не уверен в этом. Вполне вероятно, что их высказывания отражают мнение многих и платки не самый надежный показатель жизненной позиции молодых женщин. Некоторые надевают их только для того, чтобы сделать приятное родителям, и снимают, как только оказываются вне поля зрения старших. Другие повязывают платки, чтобы оградить себя от домогательств мусульманских мужчин. Некоторые носят их, потому что вера дает им утешение. Возможно, из всех девушек, с которыми я разговаривал в Голландии, самое большое впечатление произвела на меня Нора Шуа, студентка юридического факультета Университета Неймегена и руководитель Союза исламских студентов. Нора носит черную паранджу, оставляющую открытым для мира только круглое приветливое лицо, чуть тронутое помадой и тушью.

Неймеген, где родилась Нора, – маленький городок на границе с Германией, и у него богатая история. Этот традиционно католический город возник на месте древнеримского поселения. Здесь стояли войска Друза[23] в период его походов на германские племена. В Неймегене жил когда-то Карл Великий, а Фридрих Барбаросса построил замок на месте его дворца. От замка Барбароссы осталась только часовня над рекой Ваал, мост через которую был захвачен десантом союзников в 1944 году накануне роковой попытки занять Арнем.

Мой дедушка получил назначение в Неймеген после Первой мировой войны в качестве священника маленькой и очень либеральной общины менонитов. Возможно, его отправили сюда именно потому, что протестанты считали Неймеген безнадежно потерянным. Он был сложным человеком, а в Неймегене ему просто не с кем было конфликтовать.

В 1930-е годы мой отец учился в общественной гимназии. Это был свободный от религии оазис в городе, большинство населения которого составляли католики. Протестанты и иудеи сидели за партами бок о бок с католиками из состоятельных буржуазных семей. Однажды субботним вечером, прогуливаясь с отцом по Неймегену, мы увидели старую гимназию. Она ничуть не изменилась со времен его детства: бронзовые буквы названия школы по-прежнему украшали кирпичную стену над изящным входом в стиле ар-деко. Рядом стояли и разговаривали несколько неопрятно одетых мужчин. Когда мы вошли внутрь, негр с налитыми кровью глазами махнул рукой, чтобы мы уходили. «Сюда нельзя», – сказал он. Почему? «Разве вы не знаете? Это – Католический центр по оказанию помощи наркоманам».

Мы пошли назад в центр города, где магазинчики, построенные в девятнадцатом веке, соседствовали с домами шестнадцатого – семнадцатого веков. Гармонию там и туг нарушали сооружения 60-х годов двадцатого столетия. День был рыночный. Я слышал голландскую речь с выраженным южным акцентом, а также турецкую, арабскую, китайскую и берберскую.

Я встретился с Норой в кафе на берегу реки Ваал, откуда был виден мост, отбитый союзниками у немцев. Она рассказала мне о своей семье. Оба ее брата живут с голландскими девушками, и это – проблема, потому что девушки не могут общаться с ее родителями. Но Нора навещает их запросто. Она не осуждает ни братьев, ни сестру, которая не носит паранджу, а однажды даже перекрасилась в блондинку.

Обычная история: отец Норы уехал из Марокко и в 1963 году приехал в Голландию, успев до этого поработать в Испании, Франции и Бельгии. На заводах он брался за самую тяжелую работу, часто работал а ночную смену. Он хотел как следует выучить голландский, но хозяин отговорил его. Для работы это не нужно, сказал он. Теперь отец работает неполный день, у него грыжа, диабет и больной желудок. Мать Норы более религиозна, чем ее муж, но при этом отличается редким здравомыслием. В семье Норы не часто говорят об адском пламени. Однако когда Нора захотела изучать право, ее родители так толком и не поняли что она собирается делать. Они имели смутное представление о юриспруденции, по крайней мере как о предмете изучения.

Нора рано проявила интерес к праву. В школе она всегда участвовала в дискуссиях. У нее был «хорошо подвешен язык». Именно тогда она узнала о голландской Конституции. Идея всеобщего равенства, свободы от религии показалась ей замечательной. Теперь ее восторги несколько поутихли. Ей кажется, что свобода слова заходит слишком далеко. Во время недавней студенческой дискуссии о терроризме студент юридического факультета заявил, что гордится Конституцией, потому что она позволила Тео ван Гогу открыто выражать свое мнение. Это лицемерие, считает Нора. Ведь он сказал так, потому что его оскорбления ван Гога не касались и потому что разделяет его взгляды. Но почему каждый должен иметь право оскорблять людей на том основании, что они принадлежат к другой расе или вере? С точки зрения Норы, это противозаконно.