Убийство в частной лечебнице

— Вы не могли бы мне сказать, в чем она заключается? Видите ли, то, что вы не делали уколов, очень важно для вашего алиби. Вы не видели пациента, когда он был в сознании, поэтому, честно говоря, вряд ли могли влить гиосцин ему в глотку так, чтобы никто не заметил, что вы вытворяете.

— Да-да. Понимаю. Я расскажу вам. Много лет назад я вколол большую дозу морфия, и пациент умер по моей халатности. Я… я так и не смог с тех пор заставить себя делать уколы. С психологической точки зрения такое поведение является болезненным и слабохарактерным. Мне следовало преодолеть этот комплекс, но я, к сожалению, не смог. На некоторое время я даже потерял присущее анестезиологам хладнокровие. Потом меня срочно вызвали на неотложную операцию у пациента с тяжелым сердечным заболеванием, и операция эта прошла успешно. — Робертс показал Аллейну стетоскоп и рассказал его историю. — Этот инструмент представляет собой интересный психологический эксперимент. Я начал отмечать на нем все успешные операции на больных с сердечными расстройствами. Это мне необыкновенно помогло, но сделать укол я до сих пор не в состоянии. Возможно, в один прекрасный день я смогу и это. Сэр Джон знает про эту мою… особенность. Я рассказал ему эту историю в первый раз, когда был у него анестезиологом. Это было уже давно, в одной частной лечебнице. Он был настолько внимателен, что запомнил это. Кроме того, по-моему, он предпочитает делать укол гиосцина сам.

Во время своего печального признания Робертс очень побледнел. Тем любопытнее было наблюдать, как, несмотря на очевидный дискомфорт, он не потерял привычки изъясняться языком научных статей.

— Большое вам спасибо, доктор Робертс, — мягко сказал Аллейн. — Не беспокойтесь больше об этом. Вы говорили, что с самого начала волновались о состоянии сэра Дерека. Как вы считаете, его состояние соответствовало отравлению гиосцином?

— Я размышлял над этим с тех пор, как позвонил Томс. Мне кажется, да. Разумеется, в свете данных, полученных при вскрытии, очень соблазнительно связать свои наблюдения с имеющимся результатом без дальнейшего рассмотрения.

— Вы заметили определенные изменения в состоянии пациента? Или те же самые симптомы становились все более выраженными, если я правильно говорю?

— Пульс был очень замедленным, когда я впервые обследовал его на посту анестезиолога. Его состояние в течение операции беспокоило меня все больше.

— Значит, никаких резких перемен на протяжении всей операции не было? Только прогрессирующее ухудшение?

— Совершенно верно. Можно сказать, симптомы проявились более явственно после того, как сэр Джон сделал первый разрез.

— То есть после того как он сделал инъекцию гиосцина?

Робертс быстро взглянул на инспектора.

— Да, совершенно верно, — быстро сказал он. — Но разве не понятно, что небольшая доза, которую вколол сэр Джон, — по-моему, одна сотая грана — естественным образом ухудшила бы состояние больного, если бы гиосцин ему давали раньше?

— Совершенно верно, — согласился Аллейн. — Несомненно, это важный момент. Если я вас правильно понял, доктор Робертс, вы считаете, что смертельная доза гиосцина так или иначе попала в организм пациента до операции?

— По-моему, да. — Робертс нервно сморгнул. У него была привычка помаргивать, этим он напоминал Аллейну взволнованного подростка. — Разумеется, — неловко добавил он, — я понимаю, инспектор, если бы я сказал, что смертельная доза попала к пациенту, когда он был на столе, это послужило бы только к моей выгоде. Но это, на мой взгляд, совершенно невероятно.

— Тут я должен вставить избитую прописную истину, что невиновному человеку всегда лучше говорить правду, — сказал Аллейн. — Знаете ли вы, что, по меньшей мере, две трети трудностей в делах об убийствах вызваны тем, что безвинные кретины врут как по нотам? Говорю по собственному опыту.

— Вот как? Полагаю, возможность самоубийства в данном случае исключена?

— Пока что это кажется весьма невероятным. Почему? Как? Где мотив?

— Нет необходимости искать банальные мотивы, — Робертс поколебался и заговорил неожиданно уверенно и быстро: — Предлагаю вашему вниманию свою гипотезу. Конечно, вы можете обвинить меня в том, что я оседлал своего любимого конька. Как вы уже поняли, я очень интересуюсь наследственным безумием. В семье сэра Дерека О'Каллагана такая наследственность есть. Она проявилась у его отца, сэра Блэйка О'Каллагана. По-моему, он временами страдал суицидоманией[7]. В этой семье слишком много браков между кровными родственниками. При этом, заметьте, я прекрасно отдаю себе отчет в том, что обычное яростное осуждение таких браков необходимо пересмотреть в свете…